Именно громкоговоритель заинтересовал Ольгу Герасимовну Прутт – руководителя музея «А музы не молчали…», где обитал плюшевый медведь, подобранный в Колтушах. Она аж руками всплеснула, узнав, что Фащевской не стало и громкоговоритель – из ее квартиры.
– Инна Александровна умерла! Когда? Я же недавно с ней встречалась!
Ошеломленная известием, она забросала меня вопросами:
– Кто наследник? Что вы еще там приобрели? Где это лежит? Покажите!
Картина разорения повергла ее в ужас. «Инна Александровна обещала передать это нашему музею, – вздыхала она, когда упоминал тот или иной предмет, виденный в первое посещение и не встреченный во второе, – и это тоже».
Для музея она приобрела громкоговоритель, туалетный столик, программки к оперным постановкам и театральные афиши. Особенно ее восхитило синего бархата концертное платье певицы, найденное мной на антресоли. Ольга Герасимовна попросила написать объяснение, когда и при каких обстоятельствах попали ко мне эти предметы, подтвердив тем самым их мемориальность. Кое-какие бумаги, подобранные с пола, я отнес домой для изучения. Ольга Герасимовна, не претендуя на них, попросила показать. На следующий день ко мне в кабинет набилось все руководство «Музея-квартиры Александра Блока». Я повторил то же, что рассказал Ольге Герасимовне: Инна Александровна скончалась, квартира разорена, ценные предметы вывезены, автографы Блока не обнаружены. Показал бумаги, принесенные из дома. Материалы, связанные с именами Павла Захаровича Андреева и Дыдыкина, они не стали смотреть. Машинописные листы с авторской правкой, озаглавленные: «Из записной книжки Л. А. Дельмас», «Из дневниковых записей Л. А. Д.», «Письма Л. А. Д.» – также остались без внимания. Опубликованные во множестве изданий, для музейщиков они интереса не представляли. Не заинтересовала их исписанная карандашом тетрадь Дельмас: «Мои принципы в области вокальной педагогики». С тысяча девятьсот тридцать четвертого года она преподавала в Ленинградской консерватории. За участие в организации шефских концертов для солдат и занятия со студентами во время блокады ее наградили медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны».
Мне показалось, собравшимся будет любопытна программка, датированная 28 января 1912 года. В ту зиму по приглашению Федора Шаляпина Дельмас пела в Монте-Карло, Шаляпин – царь Борис, она – Марина Мнишек. Но необычная по формату бумага с княжеской короной интереса не вызвала.
Следующий документ – он казался мне наиболее ценным – рекламный проспект открывавшегося в Демидовом саду на Офицерской улице «Луна-парка». Теперь на этом месте площадь перед входом в Концертный зал Мариинского театра и стадион Университета физкультуры, а тогда, в 1912 году, здесь располагались аттракционы: «Большая деревня сомалийцев: около 100 туземцев в их естественной обстановке», «Горная железная дорога: несколько верст захватывающей поездки в горах», «Мельница любви: бесконечное катание на лодке через базальтовые гроты и тропические леса», и еще: «Морской бой у Гаваны», «Юмористическая кухня», «Пьяная лестница», «Заколдованный колодец» и много других курьезных развлечений. Наряду с кафе, ресторанами и синематографом, на территории «Луна-парка» предполагался оперный театр. На развороте рекламного проспекта были представлены портреты господ артисток и артистов, приглашенных на сезон 1912 года, среди них Л. Андреева-Дельмас и П. Андреев.
Не успел я раскрыть проспект, чтобы показать сотрудникам музея портрет Дельмас такой, какой вскоре она предстанет перед поэтом, как они хором вскрикнули: «Блок!» – и уставились на лист бумаги, лежащий под проспектом. На загрязненном с поперечным перегибом листе крупным почерком было написано письмо, скорее, записка. От времени карандашный текст истерся и для ясности был обведен той же рукой, которой написан, отчего отдельные слова местами двоились. Письмо было озаглавлено буквами: «К А. Б.» В верхнем правом углу красным карандашом проставлена дата: «7. VII. 1918». На нее музейщики среагировали: «Блок! Его рука!»/
«Вы вечно в бегах. Я переписала и, если не поздно, может Вам и пригодится. Когда Вы получите это – я буду уже далеко, далеко – Украина. Очень грустно и пусто. Прощайте, я помню Вас. Трудно и все. Лучше уехать. Л. Д.»
«Вы вечно в бегах…» – восемнадцатый год – мучительный год для Блока, в январе он написал «Двенадцать» и стихотворение «Скифы» и как поэт замолчал навсегда. Приняв поэму в штыки, от него отвернулись поклонники и друзья, собратья по перу порвали с ним отношения. 13 мая 1918 года он записал: «Вечер ”Арзамаса” в Тенишевском училище, Люба (жена поэта) читала “Двенадцать”. От участия в вечере – отказались – Пяст, Ахматова, Сологуб».
«Я переписала и, если не поздно, может Вам и пригодится». Его чувства остыли, он заледенел, она постоянно напоминает о себе, берется за переписывание его рукописей. Каждая встреча с ним – надежда, но он другой.
«Вы получите это – я буду уже далеко, далеко – Украина. Очень грустно и пусто». Родом из Чернигова, Любовь Александровна регулярно навещала город детства, в котором, возможно, еще жила мать – Зелина Францевна, именно девичью фамилию матери – Дельмас, вступая на профессиональную сцену, взяла выпускница Петербургской консерватории Люба Тищинская. Просмотрев фотографии, найденные мной среди книг, наследник Фащевской позволил взять несколько. Разбирая их, обнаружил фотографии этой женщины. На одной – молодая дама в пышном платье сидит, облокотившись на столик, на обороте четверостишие на французском языке и дата – 1863 год. В вольном переводе нашей покупательницы, парижанки Сильви Бульян, оно звучит так: «Ни время, ни расстояния не смогут никогда нас с тобой разлучить». Наверное, эту карточку мадмуазель Дельмас подарила своему жениху Александру Амфиановичу Тищинскому – видному общественному деятелю Чернигова. Он скончался вскоре после того, как Люба закончила гимназию. На другой фотографии – женщина в годах с накинутой на плечи шалью, надпись сделана рукой дочери: «Моя дорогая мама – Дельмас». Дорогую маму и многочисленных родственников – она в семье седьмой ребенок – ездила навещать в Чернигов Любовь Александровна.
«Прощайте. Я помню Вас. Трудно и все. Лучше уехать. Л. Д.» Она не забывала его никогда, надо думать, из хлебородной Украины везла в Петроград продукты. У Блока есть запись: «Л. А. Дельмас принесла Любе письмо и муку, по случаю моих завтрашних именин. Да, “личная жизнь” превратилась в одно у н и ж е
