Эпопея с арендой для нас, как известно, закончилась ничем. Володя, правда, продолжал носиться с несколько обветшавшей идеей, но мы на эту тему перестали не только говорить, но даже думать. Однако, о несбывшихся мечтах, при случае, рассказали Саидберды. Он слушал, хмыкал, мотал головой. Потом сказал:
- Вот ты умный человек, Кирилл, да. Скажи, зачем тебе нужно, чтобы голова болела? Ты приезжаешь отдыхать. Тебе кто мешает? Никто не мешает. Вот и приезжай. Мы, местные, почему к вам хорошо относимся? Потому что вы наши горы уважаете. И всех, кто здесь постоянно живет, да, тоже уважаете. Мы же чувствуем, что мы для вас не шаляй-валяй, а люди. Вы правильно решили, не надо никакой аренды. Мы вас всегда примем, и в обиду никому не дадим.
С тем он и уехал, вопрос был исчерпан, мы решили продолжить расчистку территории, несмотря на торчащую посреди облюбованной площадки гранитную глыбу, в надежде, что со временем что-нибудь с нею придумаем.
Первым делом, убрали сухие ежевичные плети, подстригли и облагородили куст шиповника, расчистили проход и проникли внутрь укромного, затененного со всех сторон уголка, ну, прямо созданного для раздумий и отдохновения. Затем Кирилл Владимирович принялся пилить толстую сухую ветку, прижимая пилу как можно ближе к стволу клена.
Убрали ее, оттащили к очагу, там разрубили на мелкие чурочки. А уж очистить от мелкого мусора и палых листьев влажный песок особого труда не составило.
- И что теперь? – огорчился Кирилл, когда глыба предстала перед ним во всей красе посреди пустого пространства.
Мне она доходила до пояса, сужалась к макушке тремя неровными гранями, отдаленно напоминая малых размеров египетскую пирамиду.
Кирилл обошел ее кругом, пнул пару раз, задумался, потом взял позаимствованную у Хасана Терентьевича лопату и принялся по периметру раскапывать. Оказалось, что пирамида сидит в мягкой почве не глубоко. Но, Боже ж ты мой, как ее сдвинуть с места, глыбу эту окаянную. Неужели нам придется отказаться и от этой мечты!
На наши громкие споры пришел из соседнего лагеря художник Анвар. Раздвинул ветки, заглянул внутрь со стороны тропинки.
- Что за шум?
Кирилл позвал его к нам. Анвар прошел дальше по тропе, миновал палатку, повернул назад от «кухни» и очутился возле нас.
- Ух, ты, какое местечко! – восхитился он.
- Местечко-то местечко, - согласился Кирилл, - да вот с этим чертом, что прикажете делать? - и он снова пнул ни в чем не повинный гранит.
- Да-а, конечно… - задумался Анвар, - а что, если разбить?
- Чем?
- Кувалдой. Кажется, у Алика возле очага есть кувалда.
Мимо по тропинке шли в свой лагерь Володя с Аней. Они тоже услышали наши разговоры и тоже завернули к нам.
- Ой, какое местечко! – всплеснула руками Аня, - а куда вы собираетесь деть эту махину?
Кирилл молча набрал воздух в грудную клетку и предоставил мне возможность обрисовать ситуацию.
- Нет, - обошел кругом пирамиды Володя, - кувалдой вы не разобьете. Тут и пытаться нечего. Гранит надо хорошо нагреть, тогда он сам расколется. Костер надо под ним развести.
- Да ты представляешь себе, какой нужен огонь! – рассердилась я, - мы же сожжем всю листву на дереве.
Все подняли головы и стали разглядывать нависающую над нами густую завесу кроны.
- Пожалуй, - неуверенно пробормотал Володя.
- Послушай, - повернулся к нему всем телом Кирилл, - я, можно сказать, теоретик, проектировщик, но ты! Ты же у нас инженер-строитель, неужели ты ничего не можешь придумать?
Володя смутился.
- Единственное, что я могу тебе посоветовать, поймай хасановского ишака, запряги, и пусть тащит.
Мы на Володю даже обиделись. Этот темно-коричневый, почти черный ишак был не тот, давний, серенький ослик. Этого не то, что гладить, этого видеть не хотелось. Злющая, вредная тварь бросалась на людей почище бешеной собаки, да так и норовила куснуть. Хорошо, Хасан Терентьевич крепко привязывал его к старому тополю. Мы недоумевали, зачем он держит такого страшного зверя, а он соглашался, мелко кивал головой и говорил, что уже нашелся покупатель, и скоро ишака заберут, да только вот покупатель все никак не появлялся на горизонте. А эта скотина продолжала кидаться и бежать за тобой, пока хватало веревки, и орать вслед во всю мощь луженой ослиной глотки
Уставшие и сердитые, мы бросили работу, оставили все, как есть, положились на мудрую поговорку - «утро вечера мудренее».
На другой день Сережа заспался. Наташа и я воспользовались случаем, повернулись на другой бок и погрузились в сладкое царство дремы. Сквозь сон я успела заметить, что Кирилла на месте нет.
Было около десяти часов утра, когда Сережа, наконец, проснулся. Мы еще немного повалялись, потом оделись и вылезли на белый свет.
В лагере тихо, в очаге перемигиваются угли, видно, чайник давно вскипел. Поискала глазами Кирилла, и увидела, что он спокойно сидит у стола. Но стол почему-то находится не на привычном месте, а гораздо дальше, под кленом. Подошла ближе. Муж пьет чай, и вид у него отрешенный, даже какой-то скучный. Я в первый момент ничего не могла сообразить.
В Ташкенте, у наших друзей Скворцовых, одно время жила ручная сова Дуся. Вадим подобрал ее, раненую. Сову выходили, но летать она уже не могла, и проводила дни в ванной комнате, а по ночам разгуливала по кухне, искала разложенные специально для нее кусочки мяса. И все знали, что у Скворцовых живет Дуся; с любопытством разглядывали ее, а она смотрела на людей круглыми желтыми глазами, спокойными и мудрыми, как у всякой совы.
Наша квартира располагалась в том же доме этажом ниже, и планировка была точно такая, как у Веры с Вадимом. И вот однажды пришли гости, но не к Скворцовым, к нам, и привели с собой сына, шестилетнего Данилу.
Как водится, сидим на кухне, ведем всякие разговоры. Внезапно вбегает Данил, испуганный, чуть не плачет, глаза круглые, как у той совы, и отчаянно на срыве кричит:
- А где Дуся???
Бедный ребенок спутал квартиры. Пришлось объяснять, вести на третий этаж, показывать целую и невредимую птицу.
Но это: «А где Дуся?» - прижилось.
Я подошла к Кириллу, заглянула под стол. Глаза мои широко открылись, я изумленно
