Впрочем, оба варианта развития событий не сулили королевству ничего хорошего. Любому солдату было понятно, что многочисленная, хорошо организованная и оснащенная осадными орудиями руланская армия возьмет столицу. Ей даже не потребуется магическая поддержка, а руланские маги-практики были не чета противостоявшим им.
Разрозненные партизанские отряды, не имеющие друг с другом связи и единого командного центра, также были обречены на гибель под колесами могучей военной машины Рулании.
Крепость держалась уже даже не из последних сил. Крепость держалась с упорством обреченного! Поэтому, несмотря на бушевавшие за стенами пожары, и не смотря на то, что сами стены во многих местах были повреждены каменными глыбами, выпущенными из требушетов, из бойниц все еще летели арбалетные болты, а ворота все еще стояли, несмотря на множество попыток руланцев вынести их тараном. Гарнизон оборонялся с решимостью смертника, удерживая значительные силы вражеской армии, давая шанс своим отойти, перегруппироваться и, быть может, снова ударить по врагу.
Впрочем, все в крепости знали: не будет никакой перегруппировки и контратаки. Помощь не придет. Впереди лишь смерть, и принять ее следует достойно.
Но когда массивные ворота крепости содрогнулись от удара тарана, остановить движение которого было уже некому, помощь вдруг пришла.
Крылатый пронесся над землей ураганом, походя разметав огнешарами вражеские требушеты, а затем, заложив петлю над исходящей черным дымом крепостью, завис над ней, простирая руки к небу, в котором тут же начали формироваться из ничего грозовые облака. Дождь пролился сплошной стеной, заливая огонь, но Крылатый уже покинул пределы форпоста, он и так уже потратил целых двадцать минут из отпущенных ему Айртоном полутора часов.
Руланская армия разбегалась. Не в панике, как поступила бы другая, менее организованная и вымуштрованная. Это было не бегство, это было спешное отступление. Эвакуация с поля боя, где предстояло бросить в атаку главные силы. Магические силы.
Их было пятнадцать. Пятнадцать магов обоего пола, от молодых, возраста Айртона, до седовласых стариков и старух. Каждый – не менее чем с семнадцатым уровнем по Урману. От 17 до чудовищных 26. Этот, с двадцатью шестью, и был главным. Он вышел вперед, простер руку к зависшему в воздухе Мирону, но не швырнул заклинание, как можно было ожидать, а поманил его к себе пальцем.
"Поговорим?" – мысленно позвал маг. – "Сколько они платят тебе? Рулания даст вдвое больше. Они почитают тебя? Мы будем почитать и поклоняться тебе. Ты – великий маг, Крылатый, и я воздаю тебе должное. Я не хочу сражаться с тобой. Не хочу убивать тебя. Хочу, чтобы ты стал одним из нас! Рулания примет тебя, несмотря на весь урон, нанесенный тобой, и я даю тебе последний шанс: присоединяйся к нам. Выбирай: слава, богатство и почет или смерть!"
"Он колеблется!" – понял Айртон, стискивая зубы, чтобы не кричать от боли.
Колеблется, обдумывая, а не повернуть ли обратно, не похитить ли шар вместе Айртоном, прижав его к шару так, чтобы он при всем желании не смог нарушить данную им клятву, жертвуя собой ради того, чтобы Крылатый не переметнулся к руланцам. Унести шар к этому магу, превосходящему по силам всех магов королевства и, возможно, Рулании, и рассказать все как есть: об артефакте, его свойствах и своей любви к небу! Чтобы стать руланцем, чтобы уже они исследовали шар, давая Мирону возможность подниматься в небо. Может быть, в Рулании, к нему станут относиться как к человеку, а не как к вещи, поставленной на службу благородным.
"Не верь!" – мысленно крикнул Айртон, надеясь, что шар донесет до Мирона если не его слова, то его чувства и эмоции, - "Не верь! Они – такие же. Все люди одинаковы! Везде и всюду: корыстны, амбициозны и плевать хотели на так любимое тобой небо."
Он не знал, услышал его Мирон или сам пришел к тем же выводам, но Мирон не ответил.
Мирон ударил!
Ударил всем, чем мог – всеми стихиями, доступными ему, всей магией, подчинявшейся его воле. Отряд магов смело беснующимся огненным смерчем, внутри которого полыхали яркие молнии. Смело и швырнуло в разверзшуюся в земле трещину, тут же схлопнувшуюся обратно, когда последнее изломанное тело достигло ее дна.
Маги пытались защититься. Они воздвигли перед собой защиту в ту секунду, когда огненный смерч еще только зарождался. Некоторые даже успели бросить атакующие заклятья, намереваясь не то поразить Крылатого, не то сотворенный им смерч. Безуспешно. Цвет магии Рулании был уничтожен и погребен глубоко под землей за несколько секунд.
- Смерть! – сказал Крылатый, когда улеглась пыль. – Я выбрал. Но у тебя, я вижу, руки коротки дотянуться до меня.
Он снова взлетел, и снова потянулся к мирозданию, щедро одаривавшему его силой. Мирону не было равных в тот миг, Мирону не смогли бы противостоять даже все маги мира, сумей они забыть о взаимных распрях и выступи против него единым фронтом. Магия тянулась к нему сама, отдавалась вся, без остатка. Магия просила использовать ее, просила обращать ее в огонь, молнии и ураганный ветер, просила поворачивать вспять реки и создавать посреди морей острова, меняя очертания земной тверди. Магия в этот миг повиновалась ему одному, и он щедро пользовался этой заемной силой.
В грудь Крылатого летели стрелы, выпущенные солдатами в последней надежде избежать смерти, нанести страшному противнику хоть какой-нибудь урон, но броня из перьев цвета воронова крыла была слишком крепка. На него неслись, подняв копья, рыцари с бешеными глазами, на ошалевших от страха конях, и обычно он легко уворачивался от них, просто взлетая чуть выше, чтобы потом метнуть в наглеца огнешар или поразить молнией. Но несколько раз, из детского озорства, Мирон принимал удар копья грудью, чувствуя лишь легкий толчок и видя, как противник вылетал из седла, не сумев удержать копья.
Его пытались остановить маги, уже не грозные повелители стихий, а жалкие и испуганные людишки, лишившиеся своего гонора благородных господ – карликовые деревца на пути беснующегося урагана. Их атакующие заклинания не долетали до него или с шипением гасли на его широкой груди, зато повинуясь мановению руки Крылатого, возникали порывы ураганного ветра, сминавшие людей словно бумагу, вставали стены огня, не оставлявшие позади себя ничего живого.
Мирон крушил, разрушал и убивал. Он взмывал в высоту, чтобы оттуда, из небесной дали, метнуть на разбегавшиеся отряды людей огненные сети, молнии или пылающие
