- Они с мамой поэтому разошлись, да? - спрашиваю я тихо.
- Поспи, Юр...
- Да что поспи! - моментально вспыхиваю. - Поэтому, да? Потому что она узнала, что он из этих?
- Ох, Юр, - тетя Настя встает со своей кровати и присаживается рядом со мной на диван. - Как-то не знаю даже, как тебя сказать...
- Ну, как-нибудь скажите уж!
- В общем, да, из-за этого. Ну как же можно было с ним дальше-то жить, если он вон что...
- А что ж вы мне ничего не сказали!
- Да как же... Ты же ребенок еще... о таком-то...
- Да ну вас!
Я машу рукой и накрываюсь с головой одеялом. Я ведь даже не думаю, как чертовски далеко мне утром ехать в школу. Я ведь даже представить не могу, какой меня там ждет ад.
На первый урок я опаздываю и отсиживаюсь в коридоре. Вхожу в класс на перемене. У нас английский, но это неважно. Важно, что в миг на меня выливается просто канистра едкого смеха. Какое-то презрительно фырканье, шушуканье. Я прохожу на свое место - мы сидим с Танькой, она типа моя девушка последний месяц. И вот значит, подхожу я, бросаю рюкзак возле парты, сажусь, а Танька мне:
- Слушай, Юрк, а ты случайно тоже не того?
- Кого? - таращу на нее глаза.
- Ну, может, тебе от отца передалось, и ты на самом деле тоже голубой...
- Ты что! С ума что ли сошла! Вообще поехала!
- Да ну а что... Говорят, это генетически передается.
- Дура!
- Сам такой!
Мне так паршиво становится, так обидно и прям отвратительно от всего, даже от самого себя. На следующей перемене Пашка, мой друг, теперь уже, полагаю, бывший, поворачивается ко мне, смотрит так мерзопакастно-прищурено, потом хихикает:
- А ты видел, как твой папочка со своими дружками, - он складывает большой и указательный пальцы левой руки кольцом и просовывает в них средний палец правой. - Бесплатная порнушка дома, да?
Я не успеваю ничего сообразить, не успеваю отследить свои реакции, закипаю, как бешеный электрочайник, срываюсь с места и налетаю на Пашку. Он отталкивает меня прямо на парту. Черт, как больно - ударяюсь об угол ребрами. Еле-еле досиживаю уроки. Держусь из последних сил, сжимаю зубы так, что они едва не выпадают. Только чтобы не встревать в истории. Только бы не драться. На футбол опять не иду, потому что бок болит, потому что настроение - говно, потому что все достало и до гребанной квартиры тети Насти ехать через полгорода на вонючем автобусе. На следующий день все повторяется с небольшими незначительными дополнениями в качестве брошенной в меня столовской булочки и плевка в мою сторону одного из старшеклассников. Я терплю до пятницы. Я бы, наверное, все смог вынести - пусть идут к черту! Самому от своего отца тошно, от такой подставы. Но с очередной порцией издевательских оскорблений, которые идут, к тому же, от Таньки, я слышу ехидные смешки Канарейкина. Этот гондон сидит, уткнувшись в свой вонючий рукав, и хихикает. Вот мудак! Забыли все, что это он же у нас самый настоящий пидарас! Я быстро подхожу и налетаю на него. Мы валимся на пол и вцепляемся друг в друга. Я бью его пару раз, а он дергается, только что не кусается, слабак, держит меня за рубашку. Я рычу ему в лицо, какая же он подлая сволочная мразь, и тут слышу из класса:
- Смотрите! Два педика обнимаются! - и истеричный дебильный хоровой смех.
- Эй, ну вы что, прямо здесь что ли будете... - и опять хихиканье, как будто стайка шакалов собралась, а не подростков.
- Да пошли вы все! - кричу, поднимаясь и пиная Канарейкина. - Пошли вы на хрен! Дебилы! Козлы сраные!
- За козлов ты еще получишь, пидор! - отвечает Костян, тоже мой теперь уже точно бывший друг.
Ухожу с оставшихся двух пар и просто шатаюсь по улицам. Ежусь от ветра. Да еще снег идет, такой мокрый, противный, гадкий и колючий, нерадостный, короче, как моя жизнь. На тренировку сегодня кровь из носа нужно. Но там-то хоть поспокойнее, наивно думаю я. Как будто слухи не расходятся со скоростью летящего в ворота футбольного мяча. Как будто кому-то в моем окружении может быть неинтересно, что мой отец оказался педиком.
- Слушай, Юрок, - обращается ко мне очень спокойно и дружелюбно наш вратарь Никита, - а тогда твой отец приходил на матчи, это он со своим трахарем что ли был? - и прыскает мне в лицо едким, как кислота, смехом.
- Да ты чего! - подхватывает защитник Мишка, - Может, это он его... ну, того, - он звонко шлепает открытой ладонью по кулаку. - Или как, а Юр? Он у тебя актив или пассив?
- Пошли вы в жопу! - огрызаюсь. - Говорить больше не о чем!
- Да не о чем, Юр, - ржет мне в лицо Никита. - Таких вообще-то на стадионы нельзя пускать к детям! У тебя отец извращенец! А он тебя тоже... это... приобщает что ли?
Я замахиваюсь и бью его. Нас растаскивают ребята. Удар получается слабый, прям жалко. Я бы этому дебилу ухо отгрыз. И мне кажется, что я вот уже сейчас взорвусь, брошу все. Но это только начало. Они же только разыгрываются. И на разминке в меня летит мяч. Я чудом замечаю его и уклоняюсь. В общем, тренировка не удается, потому что кто-то постоянно меня задевает. Тренер ругается, орет и в итоге отправляет меня домой. А у меня и дома-то теперь нет.
Допоздна я мотаюсь по улицам и по подъездам - там греюсь. Покупаю бутылку пива в остановочном ларьке, где всем насрать, что мне всего пятнадцать. Когда тетя Настя звонит третий раз и спрашивает строго, когда я приду, волочу промокшие и замерзшие ноги и ней. Только говорить не хочу и есть ее дурацкую еду.
- Ну, поешь пельмешков, Юр! - как обычно начинает она.
- Да не хочу! Стремные у вас пельмени! Лучше пиццу заказать!
- Да конечно! - фыркает тетя Настя. - Ерунду всякую приучился есть! Нормальную еду надо...
- Пельмени что ли ваши нормальные?
- Да уж лучше, чем пицца!
- Не буду пельмени!
- Ну и сиди голодный тогда!
- Ну и сдохну лучше с голоду, раз нормальной еды нет!
Так хочется выйти из кухни, пойти к
