- Он первый начал! Пусть не лезет!
- Смотрите! - слышу я мерзкий голос Пашки, - два педика подрались!
- Очко не поделили! - подхватывает еще кто-то.
Я срываюсь, одергиваю руку учителя и налетаю на Пашку. Бью его в морду, он успевает дать сдачи мне прямо в нос, прежде чем нас разнимают. Ну и потом, конечно, Полина Николаевна, директор, педсовет. Все мы втроем: Пашка, Олег и я, стоим перед ними на ковре с забавными витиеватыми узорами и смотрим в пол. Нас отчитывают, и из всего этого долбанного отчета получается, что один Канарейкин опять несчастная жертва гомофобной травли. Бедняга просто, как же ему не повезло с одноклассниками! А мне, стало быть, офигенно повезло с Канарейкиным. И ведь я еще получаюсь вообще самый плохой, на всех подряд кидаюсь. Поэтому класснуха уводит меня потом к себе в кабинет и начинает жутко серьезный разговор.
- Юра, - говорит, - что с тобой происходит? Ты прогуливаешь школу, совершенно не ладишь с одноклассниками, очень агрессивно себя ведешь. Опять проблемы с Канарейкиным! Твой отец после нашей с ним встречи был серьезно настроен. Я думаю, вы с ним говорили. Что с тобой творится?
- Да успокойтесь вы уже с моим отцом! - бросаю я с пренебрежительной ухмылкой. - Что вы носитесь с ним! Андрей Алексеевич то, Андрей Алексеевич это, - передразниваю Полину Николаевну. - Хватит уже! Не интересны вы ему! Хватит клеить его!
- Да что ты такое говоришь! - пытается перебить она.
- А то не видно! Но он не поэтому делу! Все, можете сворачиваться! В смысле, его женщины вообще не интересуют.
- Как это? - уже всерьез ничего не понимая, говорит классная руководительница.
- Да так! Ему мужики нравятся!
Вот так новость о моем отце, снятая с моего бестолкового языка, становится еще и пищей для обсуждения в учительской. Всё, теперь они берутся за дело. Понедельник однозначно удался. Но за понедельником следует вторник и вся долбанная учебная неделя. И каждая козявка в школе теперь смотрит на меня с мерзким прищуром. Я сначала думаю, почему Андрея-то не вызывают. Неужели потому что он педик? А потом слышу случайно разговор Полины Николаевны с директором. Слышу не сначала, но сразу понимаю, о ком речь. Ведь отец-извращенец у нас только один.
- Нина Сергеевна, - очень озабочено обращается класснуха к директору, - я думаю, надо в службу опеки сообщить. Все же вопрос деликатный, ну, вы понимаете. Как-то нехорошо, что такой отец и один воспитывает сына. Мне кажется, нельзя это. И у Юры поведение поменялось. Все-таки надо как-то это поднять.
- Да-да, Полина Николаевна, - отзывчиво так вторит директриса, - Я вас понимаю. Ужас-то какой, правда? Страшно-то как! Уже и до нашей школы эта зараза добралась... Все же ведь думаем, оно только по телевизору, а наших детей не коснется. А вон как бывает! Я сообщу, непременно. У меня знакомая есть в опеке, хорошая женщина, я посоветуюсь, как тут лучше, чтобы Юрочка-то один не остался. Может, этот ему еще и неродной отец, потому что как же это возможно...
Что?? Они что тут мою судьбу уже решили?? Что за бред! В какую опеку! И Полина какая! Куда это ее хваленая толерантность подевалась вдруг! Вот это все: "Юра, все же люди, все разные, ну и что, если даже Канарейкин такой, это не делает его плохим человеком"... Вранье! Везде одно вранье! Но кого не убил понедельник, кто не сдох во вторник и не прыгнул с крыши в среду, для того придуман четверг. В четверг у меня отменяют тренировку, так что я примерно прямо из школы тащусь к тете Насте.
- Ну вот, хорошо, что пришел! - встречает она. - Хоть поешь нормальный обед!
Тетя Настя, конечно же, не в курсе всего того ада, который творится у меня в школе и в футбольной академии. Тетя Настя вообще думает, что с тех пор, как я к ней переехал, у меня жизнь очень сильно наладилась. И особенно она налаживается в те дни, когда тетя Настя оказывается дома.
- А нормальный это что? - спрашиваю, кинув рюкзак в угол и стянув ботинки.
- Садись, Юр! Я борща наварила! - она так тянет слова, как будто ее борщ - верх кулинарного творения, в то время как запах в кухне висит не ахти какой.
- Фу! - морщусь. - Я не ем борщ!
- А что ты ешь? Не приучили к горячему-то! Не спорь! Давай садись и поешь! Супов-то поди не ел вообще.
- Ел!
- Ну и что ты ел? Скажи, какой суп любишь, я завтра сварю.
Я задумываюсь на секунду, потом отвечаю совершенно серьезно.
- Крем-суп из шпината.
- Что? - хохочет в ответ тетя Настя. - Шпината ему! Тоже мне, научился, крем!
- А что такого-то?
- Ничего! Нормальную еду надо есть, а не шпинат всякий!
- Да это полезно...
- Борщ полезно! - она ставит передо мной полную тарелку. - Нахватался всякого! Небось, этот нормальную еду-то и не ест.
- Кто этот? - передергиваю тут же.
- Ну, кто! - хмыкает тетя Настя. - Понятно, кто у нас крем-суп может есть.
- Этот? - кривлю рот.
- Ну, прости господи, папаша твой, как сказать-то, голубой что ли...
И так она это произносит, хихикая, как будто я ее подружка какая-то, а это была жуть какая смешная шутка.
- У него имя есть! - рявкаю громко. Почему-то меня очень задевает, как она говорит об Андрее. Сам не понимаю, но взрываюсь почти бессознательно.
- Да ладно, Юр, - сразу смягчается тетя Настя, - Ну что ты! Ты просто, знаешь, пойми, надо тебе мужчиной учиться быть. Там у них-то все наизнанку.
- Мужчиной? - язвлю. - Да что вы! Я мужиков нормальных-то не видел в жизни. Откуда ж мне знать, что значит мужчиной быть!
- Узнаешь, Юр, - успокаивает она и гладит по голове. - Постепенно все узнаешь. Только надо сначала немного вид хотя бы принять. Вот это, - она трогает мои взъерошенные гелем волосы, - и джинсы эти узкие, это нехорошо все, не мужское это.
Что?? Джинсы?? Да у меня не особенно и узкие. В узких бы меня Андрей с Владом застебали до коликов. А с волосами что? Мне аж не по себе становится от слов тети Насти. Я что, так очевидно не мужественен?
- А что мужское? - завожусь. - Борщ есть?
- В том числе! - резко обрывает она.
Я демонстративно отодвигаю тарелку. Долго смотрю на тетю Настю.
- А у вас вообще мужчины были? - спрашиваю.
- А это не
