- Может, Верка? - говорю я вслух, обращаясь к Андрею.
- Что? - естественно не понимает он. - Какая Верка?
- Ну, Верка, из моей бывшей школы, - объясняю. - С ней было так же. Может, это она и есть, та самая?
- Может, и она, - Андрей снова улыбается.
Я решаю тогда, что обязательно напишу ей и приглашу посидеть где-нибудь в кафе. И еще я решаю, что даже если весь мир будет против моего отца, я все равно буду на его стороне.
Часть 2.
*** *** ***
Очень вовремя начинаются весенние каникулы, и Андрей организовывает поездку в Испанию. Это здорово, потому что вся эта дребедень в школе достала, да и мне нужно теперь заново узнавать своего отца, как будто привыкать к нему настоящему. И конечно, лучшего места для этого, чем побережье, не придумать. Не знаю, почему Андрей выбрал именно Испанию, а не какую-нибудь Индию, например, где должно быть тепло и определенно более купательно. Наверное, потому, что у него уже была открыта мультивиза, и пришлось повозиться только с моими документами, но это неважно. Я только спрашиваю:
- А Влад с нами поедет?
- А ты против? - Андрей тут же напрягается.
Он вообще жутко напрягается по любому поводу с тех пор, как мы все выяснили и я принял его ориентацию. Я даже сам завел разговор о том, чтобы Влад переехал к нам, но отца это нисколько не расслабило. Он как будто всегда готовится отражать атаку, как будто ждет от меня подвоха, как будто не доверяет. Это тупо, потому что я-то ему полностью доверяю, мне, в самом деле, наплевать, гей он или нет. И даже наплевать уже, что он мне врал столько времени. Я понимаю, что о таком не сильно хочется рассказывать своему сыну-подростку. Да и как ему было это сообщить? В самом начале, когда мама умерла, и он заявился, такой, в голубой рубашке? Как? Прийти и сказать нечто вроде: "Привет, я твой папа, и я такой же голубой, как моя рубашка"? Вряд ли я бы оценил метафору. Или потом, например, после очередного моего классного футбольного матча: "Отлично сыграл, Юр! Поздравляю! Кстати, я гей". Как-то тоже не прокатило бы. Или когда отчитывал меня после бардака, который я устроил дома на свой день рождения? Ага, когда бросал в меня чьим-то лифчиком: "Это не мое, хоть я и гей". Тоже было бы по-идиотски. Для такого откровения нужна особая атмосфера что ли. По крайне мере, какой-то весомый повод, а я еще устроил травлю Канарейкина, чем вообще сделал признание отца почти невозможным. Так что, вышло как вышло. Главное, мы разобрались, и у меня хватило ума простить его, иначе пришлось бы тренировать в себе мужественность борщами тети Насти. Перспективка та еще. К тому же, ни у Андрея, ни у Влада нет недостатка мужественности. Даже сейчас, когда я про них знаю, все высматриваю какие-то черты, которые должны быть, согласно стереотипам, свойственны геям, но не нахожу. То есть, хорошо выглядеть, следить за своим телом, лицом, прической и одеждой - это же не бог весть какие гейские черты. Это же нормально, нет? Хотя все-таки отец многое от меня скрывал, натурально вел двойную жизнь и научился носить маску. Теперь мне предстоит узнать его без недомолвок и кулис.
- Нет, - тяну, - не против. Даже за. Он же переезжает к нам?
- Наверное, - кивает Андрей, - посмотрим.
- На что?
- На то, как пройдет отпуск.
Он что, боится, что мы поругаемся? Да мы с Владом столько часов наиграли в FIFA на приставке, что уже сплоченная команда. И кстати, это именно Влад пришел поговорить и сказать мне очень мягко и вежливо, какое я говно, что так взъелся на отца. Никогда, наверное, не забуду его слова: "Разве мы с тобой не были друзьями? А теперь ты стоишь и нос от меня воротишь. Тот факт, то я тоже гей, помешал бы нам играть в X-box?" Взрослый мужик, а пришел говорить со мной на равных. Да я сам к себе никогда так серьезно не относился, как Андрей и Влад. Я еще тогда, во дворе футбольной академии, вспомнил, как много раз думал, вот бы Влад остался у нас ночевать, тогда бы мы могли вообще всю ночь с ним в приставку резаться. И мне стало жутко стыдно, потому что я действительно стоял и воротил от него нос.
- А что может пойти не так в отпуске? - продолжаю я.
- Посмотрим, Юр.
Андрей, правда, закрылся. Стал таким сдержанным, еще хуже, чем раньше. Как же мне теперь его узнавать.
Первым открытием в натуре моего отца становится то, что он совершенно не переносит полеты. Как ни крути, хочешь - не хочешь, а гомосексуальность в мужчинах ассоциируется в кривом зеркале общественного мнения со слабостями. Это полная чушь, конечно, но, тем не менее, слабости я начинаю искать прежде всего. И вот она, первая - Андрей панически боится летать. Хоть мы и приезжаем в аэропорт сильно впритык, бегом сдаем багаж и спешим к выходу на посадку, он успевает по пути выпить в баре двойную порцию виски, забежать в Duty Free и влить в себя половину купленной там небольшой бутылки. Мне сначала кажется это смешным, но, когда мы пристегиваем ремни, Андрей перестает общаться. Во-первых, он совершенно не опьянел - просто ни в одном глазу. Во-вторых, он нервничает, постоянно выглядывает в иллюминатор и повторяет только: "Почему опять у окна". В-третьих, он буквально зеленеет. Без шуток, у него такой вид, словно его сейчас вывернет, и он на нас никак не реагирует. А когда самолет начинает взлетать, отец вцепляется в подлокотники мертвой хваткой. Я смотрю, как напрягаются его руки, и мне кажется, он к чертовой
