- Люди вообще много говорят. Не мне тебе объяснять.
- Тогда почему? - я сажусь на стул, и Влад следует моему примеру. - Ну, то есть, зачем вам? На случай если вдруг кто-то кому-то изменит?
- Нет, Юр. Просто мы так решили. И про измены тоже речь не идет. Я об этом никогда не думал, и уверен, Андрей тоже.
То есть, сексом они все же занимаются, заключаю про себя. Ну, отлично, что выяснил.
С этого разговора мы очень сближаемся с Владом, и я теперь с ним тоже что угодно могу обсуждать. По факту, даже больше, чем с отцом. Влад вообще крутой. И об Андрее он очень заботится, прямо так, основательно.
- Может, хватит за компом сидеть? - строго говорит он как-то отцу.
А тот правда уже который день ну просто не отлипает от ноутбука. Только просыпается - с чашкой кофе к нему, я засыпаю - он все еще что-то делает. Говорит, заказов крупных много, но я даже не помню, когда он ел или читал последний раз.
- Да ладно, Влад! - отмахивается тот. - Много работы.
- Ты опять хочешь посадить глаза?
- Опять? - встреваю я.
- Мы восстанавливали ему зрение незадолго до того, как он тебя забрал.
Еще один пункт в открытиях по поводу моего отца. Я вообще до прошлой осени считал его почти идеальным, а тут на меня как посыпались все его несовершенства - в пору блокнот заводить и записывать. Андрей принимается объяснять, что у него такая работа, что он дизайнер и ничего больше не умеет, кроме как красивые штуки на компьютере делать. В этом он прав. В смысле, в том, что действительно делает крутые штуки. Но на Влада эффекта этот аргумент не производит. И тут еще Андрей начинает тереть уставшие глаза.
- Все! - волевым решением Влад конфискует ноутбук. - Завтра поработаешь! Отдохни!
Чем больше открываются мне Андрей с Владом, тем больше я замечаю, насколько у них все трогательно. И забота эта... Вообще, моему отцу оказывается очень нужна забота. Он сам был чрезвычайно ответственным, пока мы жили вдвоем, просто непоколебимым, а теперь как будто расслабился. Каждому, наверное, даже самому сильному мужчине нужна забота, нужно, чтобы кто-то вот так периодически запрещал работать за компьютером, беспокоясь о здоровье. И зачастую, думаю, женщины для этого не подходят, потому что о них самих нужно заботиться, опекать, оберегать. Хорошо все же, что рядом с отцом такой мужик как Влад. Мне кажется, с ним Андрей даже забывает иногда, что сам взрослый.
Мы часто говорим с Владом, и я все больше открываю для себя своего отца. Открываю его настоящего.
- Почему вы при мне никогда не целуетесь, - завожу как-то очередной разговор. - Почти не обнимаетесь даже? Как будто стесняетесь. Я же все уж про вас знаю.
- Андрей не очень одобряет это, - отвечает Влад.
Отец опять много работал и лег спать пораньше, а мы с Владом остались посмотреть кино, но вместо этого я как обычно предпочитаю завести душевный разговор.
- В смысле не одобряет?
- Не хочет, чтобы это на тебя давило или как-то на тебе отражалось.
- Типа, чтобы я не дай бог не стал геем что ли?
- Ну, геем ты точно не станешь, - улыбается Влад.
- Я сам знаю, - говорю. - Но тогда чего он?
- Он через многое в жизни прошел. Ему досталось, Юр, так что его можно понять. Дело не в том, что ты можешь стать геем, а в том, чтобы это не повлияло отрицательно на твою жизнь. Поверь, он только о тебе думает все время.
- Расскажи о нем! - прошу. - Он же сам никогда не скажет. Какой он был раньше? Как вы познакомились?
Мне жутко интересно, и поэтому когда Влад начинает, я даже дыхание задерживаю. Слушать истории о своем отце - это интереснее, чем самое крутое кино, даже "Люди Икс" или "Мстители".
- Мы учились в одной школе с Андреем. Я на два класса старше. Мы не общались, но я его заметил. Сразу, помню, подумал, что он из наших. Но тогда не то что говорить, думать о таком нельзя было. У нас не было информации, мы даже не знали толком, что такое гомосексуальность и почему мы не можем быть как все. Тогда нельзя было просто заговорить об этом или спросить, или намекнуть.
- Как будто сейчас можно, - хмыкаю.
- Сейчас намного лучше.
- Да ладно! Разве тогда люди не были добрее и все такое?
- Сейчас много информации. Если ты чего-то не знаешь, открываешь Гугл и читаешь. Сейчас есть клубы, группы в социальных сетях, сайты знакомств. А тогда у нас не было ничего. Вакуум. И каждое утро ты просыпаешься и думаешь, ну почему же, почему, черт возьми, мне не нравятся девочки! Я что, импотент или больной? Сейчас ты можешь об этом сказать. По сути, кому угодно. Ты получишь презрение, агрессию, сочувствие, понимание или равнодушие, но ты можешь сказать. И что самое главное - у тебя всегда есть шанс на понимание. Андрей переживал, когда ты узнал о нем, но не терял надежды, держался за этот шанс. Когда мы были подростками, никаких шансов не было. Мы просто не могли об этом говорить, а как только узнавали слово "гомосексуализм", упирались в тупик уголовной статьи.
- Правда? - вытаращиваю глаза. - За это сажали в тюрьму?
- Когда мне было шестнадцать, уже отменили, но подобные практики просто так не проходят. Поэтому сейчас все невообразимо лучше, как бы там ни было.
- Вы со школы дружили? - возвращаюсь к истории отца.
- Нет. Я был старше, как-то было не принято. Наблюдал за ним издалека. Андрей был очень заметный. У него отец был военный летчик, так что Андрюха всегда был собран, подтянут, с почти армейской дисциплиной. По физкультуре первый, за волейбольную команду играл. Всегда опрятный, всегда с выученными уроками, всегда на передовой, на досках почета. Девчонки по нему с ума сходили, а он держался с ними как-то неуверенно и всячески избегал близкого общения. Это меня и наталкивало на мысли. А когда ему было пятнадцать, его отец разбился в тренировочном полете на каких-то учениях. Вся школа об этом гудела. Андрею непросто пришлось. Он даже сорвался на какое-то время, стал шататься с ненадежными компаниями. Слава богу, чудом выкарабкался. Думаю, мать его держала, он понимал, что о ней заботиться больше некому. У него вообще очень хорошая семья была.
- А что с его мамой?
- Мама через два года после
