- Что такое? - спрашиваю нетерпеливо, потому что жутко напуган.
- Влад в больнице, - отвечает Андрей очень тихо, сдавленным голосом. - Без сознания. В реанимации. Я не понимаю пока, то там случилось... Надо ехать.
- Я с тобой! - говорю, натягивая кроссовки, пока он берет какие-то документы.
И я даже не представляю, с чем нам придется столкнуться в больнице. Думаю, Андрей тоже не представляет.
- Кем вы ему приходитесь? - формально спрашивает врач, мужчина лет сорока пяти, надеясь на быстрый ответ. - Родственник?
- Нет, - отвечает Андрей, еще не понимая перспективы.
Я ее тоже не осознаю, но она вырисовывается очень быстро как-то сама собой, да еще в таких деталях - просто гиперреализм.
- Не родственник? - удивляется доктор. - А кто?
- Черт, - Андрей втыкается в действительность и начинает подбирать слова. - Друг.
- Извините, но вы можете сообщить его родственникам? Нам необходимо связаться с родными.
- Я близкий друг, - убеждает Андрей не очень уверенно, - партнер.
- Партнер по бизнесу?
Ух, мне прямо хочется врезать этому врачу!
- Мы живем вместе, - очередная попытка Андрея проваливается в пропасть непонимающих глаз медика.
- Вы можете связаться с его родственниками? - талдычит он.
Это отвратительно, унизительно и мерзко. До меня только сейчас доходит весь смысл разговоров об однополых браках. Все вопят что-то про плохое влияние на молодежь, про неправильный пример для детей, про невозможность усыновления, про искажение ценностей. Да это все неважно, черт возьми! А важно вот что: Андрей самый близкий Владу человек, ближе, чем многие жены для своих мужей. Но фактически сейчас, в больнице, когда Влад на грани смерти, когда нужно принимать решение, Андрей получается ему никто. По закону получается чужой. Я решаю вклиниться в разговор. На самом деле, я решаю просто сказать врачу, что он редкостный идиот, но выходит иначе.
- Слушайте, - обращаюсь к мужчине в халате, - Понимаете вы, это мой отец...
Я говорю об Андрее, это у меня вводная такая, но доктор все понимает по-своему и перебивает.
- А, ну так бы сразу и сказали, что это его сын! - он качает головой, глядя на Андрея, - Проходите-проходите, конечно!
Он впускает нас в палату и начинает говорить много непонятных слов. Но, в общем, ясно, что дело дрянь. Влад весь в бинтах, в каких-то трубках, голова перевязана. Андрей со всем соглашается, потом протягивает врачу документы, и тот зовет его в кабинет. Там опять начинаются вопросы про родственников, про отдельную хорошую палату, про операции. Я сижу у двери на обтянутом гладким материалом диване и понимаю только, что времени искать каких бы то ни было родных просто нет. Владу нужна срочная операция. Его сильно избили, рука сломана, ребра, еще что-то. Но самое главное - какие-то проблемы с головой. Поэтому он в коме. И понятно, что операция стоит сумасшедших денег, плюс уход и палата. Когда Андрей соглашается за все платить и подписывает кучу бумаг, доктор как-то подуспокаивается с родственниками и, думаю, уже понимает, что я не сын Влада. Да ну его на фиг!
Весь следующий день мы торчим в больнице.
- Что с ним? - спрашиваю у Андрея. - Он выкарабкается?
- Не знаю. - голос у него, как у мертвеца.
Потом опять долгие разговоры с врачами, много страшных слов и Влад, который с перебинтованной головой как будто спит. Я на него даже смотреть не могу, но еще тяжелее смотреть на отца. Он совершенно выбит из колеи, подавлен и растерян. Думаю, это потому что понимает он больше моего.
- Юр, ты езжай домой, - наконец, к концу вечера он замечает меня.
- А ты?
- Я тут побуду. Мало ли что... А тебе же в школу завтра...
- Завтра воскресенье, - говорю.
- Просто... что тебе тут сидеть.
- Я с тобой буду.
Потом он все же уговаривает меня свалить. Наверное, ему самому тяжело, когда я постоянно маячу перед глазами. А мне тоже паршиво. Я переживаю за Влада, но резонно решаю, что двум мужчинам лучше переживать отдельно друг от друга. А еще мне жутко хочется именно сейчас положить кому-нибудь голову на плечо. И отец для этого, конечно, совершенно не годится, потому что ему самому это нужно, а у него вообще получается ситуация фиговая.
Недолго думая, я зову к себе Верку. Мы почти всю ночь не спим. Я рассказываю, что произошло, Верка в ужасе сопереживает. Она сидит на полу, откинувшись на диван, и я пристраиваюсь рядом. Она улыбается и гладит меня по волосам. От этого спокойно.
- Не переживай, Юр, - говорит она, - все будет хорошо, как-нибудь наладится.
- Угу, - бурчу в ответ.
Мы засыпаем на моей кровати вдвоем, но кровать не кажется такой уж узкой. Верка забивается ко мне, как котенок, и нам надо совсем не много места, чтобы уснуть.
Утром я в первые секунды даже забываю обо всем, что произошло накануне, но потом, конечно, возвращаюсь в реальность. Я делаю кофе, тосты с сыром и ветчиной, и как раз хочу позвонить отцу, когда дверь открывается и в квартире появляется совершенно выжатый, измотанный и подавленный Андрей. Верка напрягается, боится, что он будет недоволен ее присутствием, все-таки такой момент, но я ее успокаиваю. Андрей здоровается с нами кивком головы.
- Завтракать будешь? - спрашиваю, хотя ему бы сейчас в душ и поспать.
Он мотает головой, отказываясь. Когда выходит из душа, я интересуюсь:
- Ну как там?
- Никак, - отвечает Андрей. - Врачи говорят, надо ждать, пока придет в себя.
- Значит, придет?
- Неизвестно. И если придет, то тоже ничего неизвестно.
Через три дня Влад приходит в себя, но это очень громко сказано. Он просто открывает глаза. И все. Больше у него ничего не работает. Он похож на игрушку без батареек и выглядит ужасно. Водит глазами в разные стороны, но даже трудно сказать, что выражает его взгляд. Смотреть на это невозможно. Уж лучше бы он лежал в коме, хоть не было так отвратительно паршиво на душе. Андрей сидит около него все время, даже по ночам, и держит за руку. Что-то говорит ему, но нельзя точно понять, понимает его Влад или нет. В те редкие моменты, когда отец появляется дома, к нам заходит Руслан. Он тоже очень переживает, поддерживает.
- Если деньги нужны или что-то, - говорит он, - ты скажи, Андрюх! Я помогу.
- Ничего не надо, спасибо, - устало отвечает отец, а потом, подумав, - Машину Влада поможешь
