Аборигены быстро сняли с туши упругую шкуру, затем нарезали небольшие куски мяса, завернули в листья какой-то пальмы и запекли в горячих угольях заранее разведённого костра. Подавали ужин, словно гарсоны в ресторанчике Монмартра, на абсолютно чистых блюдах (из широких пальмовых листьев), поливали соусом, сваренным из корней молодого бамбука. Европейцы ели с огромным наслаждением, сетуя лишь по одному поводу – совершенно не было хлеба. Оба индейца, к удивлению Мистраля, поужинали весьма быстро. Они торопливо проглотили буквально несколько совсем невзрачных кусков и спешно удалились от вечернего стола, за которым вместе с оставшимися белыми сидела и дочь вождя. Испанец ещё не успел доесть сочную вкуснятину и поторопился к месту уединения туземцев. Они, как думалось Антонио, наверняка скрывали некую индейскую тайну, за которой пряталось золото. Мистраль жаждал скорейшего обогащения любым путём, поэтому не мешкая поспешил за краснокожими. Они сидели возле самой воды, слегка шевелили пальцами, доставая что-то из глинистой почвы, а после клали в рот. Глотали явно не пережёвывая. Это очень заинтересовало испанца. Он уж было хотел подойти поближе к индейцам, чтобы незаметно от них раскрыть этот секрет.
Солнце тем временем уже коснулось горизонта и как-то слишком скоропалительно, что и бывает в тропиках, покинуло небосвод. Сумерек, привычных каждому европейцу, фактически не было. Темнота сразу овладела небом и весьма щедро, словно Крез мелкую монету, явила богатую россыпь звёзд.
Мистраль даже заблудился и немного запаниковал, но после довольно успешно добрался до вечернего костра, возле которого все уже готовились лечь на отдых. Индейцы успели к тому времени соорудить для своей госпожи пальмовый навес – тольдо, хозяйка которого милостиво разрешила европейцам укрыться от возможного дождя. Лишь аборигены, не привыкшие к удобствам, остались подле огня, явно намереваясь охранять покой Марисаны.
Ночь для путников прошла безмятежно. Вроде бы, и не слышно было, как ягуары преследовали пекари и тапиров, которые, находя себе защиту лишь в своей многочисленности, убегали тесно сбившимися стадами, ломая кусты на своём пути. Испуганные этой борьбой обезьяны, трусливые и подозрительные, откликались с верхушек деревьев на шум, поднятый крупными животными. Они будили птиц, живущих сообществами, и мало-помалу весь зверинец охватывался волнением. Нечто подобное, как позже выяснилось, вся эта суматоха среди диких зверей, не всегда происходила при ярком свете луны, а чаще во время грозы и при сильных ливнях.
Утро, как всегда, не торопясь, начало свой традиционный обход владений. Лагерь медленно просыпался. Люди отрывали от нехитрых лож уставшие за прошедший день спины, не сознавая, отдохнули ли они в полной мере. Но лежать уже не хотелось, да и некогда было. Сразу после обычного обряда умывания все позавтракали, кто чем мог или хотел, но в основном – остывшими остатками ужина. И опять оба индейца куда-то исчезли. Мистраль снова последовал на знакомое место. И даже немного ждал. Аборигены пришли быстро и поначалу что-то искали у берега. Затем так же, как в прошлый раз, уселись на прибрежной полосе и ели …глину. Антонио не поверил своим глазам. И только теперь он увидел на реке крокодилов. Они спали на солнце, расположившись так, что их хвосты с широкими пластинами упирались друг в друга. Маленькие белоснежные цапли прогуливались по спинам и даже по головам крокодилов, словно расхаживали по древесным стволам. Хищники были зеленовато-серого цвета и наполовину покрыты сухим илом. Они держались недалеко от берега и чувствовали себя здесь полновластными хозяевами.
Мак-Лин заметил долгое отсутствие испанца и выразил свои опасения по этому поводу. Тогда и Марисана взволнованно покинула пристанище и направилась к реке. За нею двинулись и мужчины. Дункан оказался единственным, кто прихватил с собою оружие. Сделал он это обдуманно или вышло так не произвольно – не знал и сам.
XI
Индейцы ели глину, сминая пальцами небольшие шарики. Внезапно один из них вскрикнул и показал что-то другому. Тот взял из руки соплеменника …большой самородок. Это Антонио видел весьма отчётливо, поэтому вышел из прежнего укрытия, отбросив к чертям всякое опасение. Пьянящая призрачность обогащения снова победила и явилась во всём отвратительном уродстве.
Так всегда бывает в жизни. Хочется проверить друга на честность и искренность, дай ему деньги и власть. Если ни то, ни другое не сломит этого человека, тогда он – настоящий. Он непоколебимо преданный и верный друг. Однако чаще всего люди оказываются слабее. Они протягивают руку к золоту и продают ему свою душу, одновременно теряя человеческое обличье. И тогда живое становится похожим на каменного идола.
Другой индеец, порывшись тем временем в глине рядом с первым, также вытащил бесформенный ноздреватый кусок золота. Мистраль видел это и обезумел от восторга. Он уже отчётливо представлял себя безгранично богатым. Наверняка ведь, если есть два самородка, там могут оказаться и ещё несколько. Рука дикаря вдруг замахнулась, вся ещё сжимая золото. Пальцы ослабели мгновенно, самородок простился с тёплой ладонью, отправившись в реку. Нечеловеческий вопль нарушил всевластие безмолвия.
– Отдай, это моё! – кричал испанец, протягивая руки.
Индеец увидел выбежавшего бледнолицего. Кривая ухмылка ехидности исказила раскрашенное лицо аборигена. Следом за первым полетел и второй самородок. И опять закричал Антонио, чуть не бросившись в драку с индейцами, которые вскочили на ноги и с удивлением и откровенным омерзением взирали на этакое подобие каменного божка.
Вот тогда на этом месте появились оба друга и Марисана. Мистраль продолжал кричать, а после кинулся в воду, не услышав громких предостережений дочери вождя и индейцев. Огромный аллигатор внезапно метнулся в сторону, явно угрожая жизни испанца, который уже раздвигал ладонями воду, намереваясь искать в реке упавшее золото. Крокодил раскрыл свою страшную пасть, видимо желая схватить наглого смельчака. Дункан вскинул пистолет, проверив порох, и взвёл курок. Но внезапно набежавший со лба пот закрыл глаза, их жгло, словно огнём. И тогда Джиллан выхватил у друга оружие и, почти не целясь, выстрелил. Когда пороховой дым рассеялся, аллигатора не было видно, уплыли и другие крокодилы.
Мистраль вылез из воды, раздвинув с сожалением руки. На грязном, измождённом и мокром лице были написаны горечь поражения и откровенное презрение. Последнее, видимо, относилось к аборигенам. Поравнявшись с Робертом, испанец вдруг поблагодарил англичанина звучным: «Грасиас, амиго»! Дункан перевёл: «Спасибо, друг», однако сам отвернулся, чтобы скрыть ироничную улыбку, возникшую от внешнего вида ловца лёгкой наживы.
И сразу же все повернули к лагерю. По дороге туда индейцы подошли к Джиллану, остановили его и сказали несколько фраз на своём гортанном наречии.
Роберт покачал головой и даже развёл ладони, выражая явное сожаление, он ничего не понял. Помогла Марисана.
– Они сказали, что ты вмешался напрасно. Дункану не пот застлал глаза, а духи мщения. Один из
