Открывать не тороплюсь. Нутром все же неладное чую.
- Не рановато ли ты на уроки пришла? - спрашиваю через оконное стекло. Молчит девчонка, глаз с меня не сводит.
- Как зовут-то тебя? – снова пробую наладить диалог.
- Я не знаю, - спокойно отвечает она. Что-то не так с ее голосом. Не могу понять.
- Хм. Необычное имя, - пытаюсь шутить нелепо. - Ночью не страшно без взрослых гулять? Как тебя только мама одну отпустила?
- Она умерла час назад, - говорит девчонка и игриво улыбается.
От улыбки той у меня мурашки поползли по коже. Тик - время замерло, секунда как вечность - так, тик-так – чуть слышно потрескивают часы за спиной.
- Мне очень жаль, - осторожно подбираю слова, - но в школу ночью впустить тебя не могу. Не положено. Ты приходи лучше утром, как все дети.
Спорить она не стала. Вздохнула театрально и побрела прочь вдоль одной из стен здания. Мечущаяся мнимая тварь (тень от реющего флага), мне показалось, склонилась тогда перед ней почтенно.
Тридцать метров вдоль кирпичной стены. Коротенькие шаги. Идет девчонка и напевает: здесь у нас туманы и дожди, здесь у нас холодные рассветы… Мотив и слова ее песенки мне совсем не знакомы. Голос красивый, завораживающий, да и не детский вовсе.
Замер я, глядя вслед ночной гостье. Жутко не по себе вдруг стало, когда сообразил, что песенка со щелками, как с заезженной грампластинки, тихо звучит у меня в голове.
Пройдя вдоль здания до угла, девчонка остановилась. Оглянулась, заскользила прощальным взглядом, как подошвой утюга, и тут же исчезла из виду.
Все происходящее далее повергло меня в ужас, который я никогда до этого не испытывал. Свернув за угол, ночная гостья каким-то непостижимым образом оказалась у меня за спиной. И толкнула легонько. Так, чтобы обратил на нее внимание.
Уж не знаю, как сумел тогда не закричать. Обернулся я и глазам не верю. Сердце замерло на миг, а затем быстрыми тяжелыми ударами пустилось в пляс. Пытаюсь возразить ее появлению, но слова, словно мыльные пузыри, лопаются беззвучно в душном воздухе холла. Юной особе мое замешательство только в радость. Она под ноги мне что-то бросила и спокойно так говорит:
- Я взяла кое-что у мамочки, - снова игриво улыбается. - Мне пока не нужно… ты посторожи.
В полумраке не разглядеть, что она там бросила. Похоже на клубок черных нитей. Впрочем, нет. Нити не способны незамедлительно расползтись в стороны вязким на вид пятном. Чтобы это ни было, я не собираюсь марать новые ботинки. Брезгливо отступаю на два шага в сторону. Пол из мраморной крошки, словно неокрепший лед, опасно хрустит под ногами. Еще шаг назад. Я толком ничего не успеваю понять, как пол с треском проваливается, увлекая меня за собой.
Едкая пыль, оседая, слепит. Пробирается в легкие назойливой мошкарой. Задерживаю дыхание. На миг закрываю глаза. Я в западне. Свалился в яму двух метров глубины. Боль шагает маршем по телу. Приподнимаюсь, прищуриваюсь, осматриваюсь по сторонам. Узкие стены: бетон, арматура, земля. Запах плесени перекликается с едва уловимым запахом медикаментов. Что со мной?
В мыслях смута. Я не понимаю, как такое безобразие могло произойти здесь, в новом здании школы. Что ж, все ответы потом. Сейчас главное отсюда выбраться. Руки-ноги вроде бы целы. Берусь за торчащие почти у самого верха ржавые прутья арматуры. Пытаюсь подтянуться. Не все так сложно, как может показаться на первый взгляд. Осторожно рукой касаюсь острой кромки разлома. Ступенька из прутка приближает меня к выходу из этой передряги.
Выглянув из ямы, я лишь успел заметить, что темная мерзость, от которой несколько минут назад мне удалось уберечь свою обувь, теперь расползлась едва ли не по всему холлу. И уже секундой позже она приветливо коснулась моих рук, обволокла теплом пальцы, будто пиявками проникая под кожу.
Заскользив влажными ладонями по поверхности пола, я утратил опору и… снова оказался на дне злосчастной ямы. Странно, что не свихнул себе при этом шею. Темная жижа целеустремленно последовала за мной.
Новый марш боли кромсает тело. Стиснув зубы, с трудом встаю на ноги. Пошатываясь, держусь за стены. Жижа пульсирующими потоками льется сверху. Только теперь понимаю, что это густая кровь вперемешку с чем-то еще. Чем-то отвратительным и как будто… смышленым. Чем-то, что желает в меня просочиться. Из крови в кровь сквозь эпителий кожи. Так мне тогда взбрело мимолетно.
Кровавая жижа старательно наполняет яму, словно в холле сейчас в самом разгаре идут состязания по забою касаток. Паника торжествует. Хватаюсь за стены, отчаянно пытаясь выкарабкаться наружу. Все тщетно. Стальные прутья спасения теперь недосягаемо далеки. Они, конечно же, никуда не делись. По-прежнему торчат из разломов бетонных плит. Вижу их, а дотянуться не могу. Земля под ногами размокла и просела почти на метр. За считанные секунды превратилась в трясину, в которой я безнадежно увяз. Мне так хотелось этому верить, но на самом деле все оказалось значительно хуже - у меня больше не было ног.
Потоп не прекращается. Кровавая жижа льется сверху, сжигая меня изнутри. Чувствую ее тяжелый тошнотворный запах, ощущаю смрадный вкус на губах. Кричу от безысходности, но слова беззвучны. Я умер? Я жив? Как бы там ни было, мне отсюда, похоже, уже не выбраться.
Она подходит к разлому. Смотрит с любопытством, слегка наклонив голову на бок. Октябрятский значок на ее накрахмаленном фартуке пылает черной звездой. На худеньких ножках (один ниже другого) белые гольфы и чистые сухие сандалии. Вязкие потоки черни девчонку аккуратно обходят стороной.
Я не чувствую конечностей, но вместе с тем осязаю каждую неровность этой проклятой ямы. Боль невыносима, боли нет, экстаз - что-то сломалось в нервной системе.
Сердце все еще бьется. Отчаянно колотит вхолостую, бултыхаясь в кроваво-черном кисельном месиве. Смышленая жижа разъела большинство внутренних органов, превратила кости в труху.
Уровень выше. Кожа с лица сползает безжизненной маской и тут же разлагается. Волосы плавятся, раскрывая новые ноты смрада. Я чувствую смрад теперь совсем по-другому. Я почти целиком обращен в жижу.
Последний взгляд. Девчонка явила свой истинный… «нет, пожалуйста, лучше сразу умереть, чем видеть такое»… лик, прежде чем мои глаза зашипели как быстрорастворимые витамины.
Последний вздох. Легкие затоплены. На поверхность всплывают большие кровавые пузыри. Они легче воздуха. Стремятся вверх, словно накачанные гелием красные воздушные шары. Взлетают и лопаются с истошным криком, едва коснувшись потолка.
Но кричал на самом деле я. Надрывисто горланил в ночной тишине холла. Вскочил, как ошпаренный, и с грохотом опрокинул стул. Взгляд на часы: три часа ночи. Тик-так, тик-так. Сердце грохочет секундной стрелке совсем не в такт.
Опираюсь на
