Miami,
Иллюзия Земли
ИЮНЬ двигался к закату. Наступало время, когда местному жителю Miami на последующие два месяца можно было позволить себе лишнее. Межсезонье приносило отдых туристам и отпускникам, обещало побаловать пониженными ценами и свободой безделья. Для инспектора полиции Джона Конрада этот период был вторым отпуском, дающим возможность полнее проводить время со своей возлюбленной, секретаршей шефа, Моной в ее городской квартире в Miami-Бич. Или по-мужски встретиться в баре с другом, журналистом одного веского журнала округа Дейд, Майклом, от души поболтать за чашечкой кофе или традиционным их напитком, – коньяком и ледяной водой. И то, и другое как-то скрашивало неспокойную жизнь инспектора Джона, энергичного, неженатого, пятидесятилетнего мужчины. На что-то фундаментальное во время работы рассчитывать не приходилось – все-таки мелкие, изредка возникающие дела, не давали полностью расслабиться.
Когда нужные разговоры себя исчерпали и в голову сам по себе стал лезть всякий бред, Джон откинулся на спинку жесткого кресла, какие были в этом баре, и в блаженном прищуре посмотрел на Майкла:
– Я тут что-то не понимаю, Майкл. Разве тебя не тянет к родственникам в Россию?
Майкл пожал плечами:
– Видно я не подвержен ностальгии, Джон. Родственников там я навещаю где-то раз в два года. Видишь ли, моя профессия нейтрализует это чувство. Приходится много и далеко передвигаться по делам издательства. Мой последний визит в Россию, как ты помнишь, завершен книгой «На грани».
– Читал. Только странный псевдоним ты взял, приятель.
– Это не псевдоним. Это фамилия греческая моего племянника в России. Все, о чем идет речь в этом романе, с его слов. Я прочитал его рукопись, когда был у него в гостях. Там опубликовать это ему не разрешили коммунисты... А как ты находишь «Уникальное убийство»?
– Не читал. Когда ты это написал?
– На прошлой неделе вышел в журнале. Первая часть. Прочти. Мне важно твое мнение, как полицейского. Говорят, я выдал вариант для криминала.
– Ладно. Сегодня ознакомлюсь. Мона получает ваш журнал. Потом скажу.
В боковом кармане инспектора просигналил радиотелефон. Джон удивленно приподнял бровь и приложил трубку к уху.
– Слушаю, инспектор Конрад. Где? Мм... Сейчас еду, – он спрятал телефон, с досадой отвернулся к окну.
Майкл с усмешкой заметил:
– Кажется, Джон, тебе подвалила долгожданная работа.
– Тебе не кажется. Так и есть. У нас соскучиться не дадут. Убийство на Хибискус-роуд 630. Странно – в такое-то время! Черт! А я хотел расслабиться. Теперь накрылась моя встреча с Моной. Хорошо. Приезжай. Получишь материал с первых рук.
– О`кей, я мигом, Джон. Только возьму фотокамеру. До встречи!
Припаркованная у входа в бар машина инспектора, взвизгнув, рванула с места и на скорости скрылась за углом улицы.
*
Секретарша Мона жила одна на Вестфлагнер-стрит в фешенебельной квартире, доставшейся ей от престарелых родителей, переехавших в скромный двухэтажный домик на берегу океана. Неподалеку от дома на Вестфлагнер-стрит находилась автостоянка. Здесь Джон, даже ночью приезжая к Моне, всегда оставлял машину, и это давно не удивляло хозяев стоянки, благосклонно относившихся к инспектору.
Мона была намного моложе инспектора, и ей казалось, что разница в возрасте лишает их связь всякой перспективы. А она мечтала о семье, она любила Джона и не скрывала этого ни от кого. Даже шеф полиции, Билли Гроунд относился к этому так, если бы Мона уже была замужем за Джоном.
Было еще рано и Мона, выпив для бодрости кофе, не спеша начала собираться в управление. Она вспомнила, что Джон так и не пришел к ней вечером, как обещал, и на работе вряд ли появится. Из отдела расследований сообщили, что он на выезде по убийству на Хибискус-роуд.
Мона ощупью по привычке протянула руку за бюстгальтером на туалетном столике, но с удивлением обнаружила, что его там не оказалось. Не было там и часов-браслета – подарка Джона. Создавалось впечатление, словно ее перенесли в мир другой жизни. Тогда она стала припоминать вчерашний вечер и нашла, что он необычно просто прошел в сравнении с прошлыми днями. Вернулась домой рано, шеф отпустил ее, как это он часто делал, когда работы во второй половине дня не предвиделось. Она пошаталась по магазинам и супермаркетам и уже в пятом часу была дома. Вечером же не только не смотрела телевизор, но даже по хозяйству ничего не делала, разделась и легла с намерением проспать до самого утра. Она взяла книгу, как обычно почитать перед сном, и заснула, обронив ее на пол. Куда же делись ее вещи? Что это – паранойя? Разве она относилась к тем женщинам, которые бесятся от половой недостаточности из-за отсутствия потенциального мужчины?
Мона в растерянности обыскала все вокруг, а в результате взяла свои старые часы и надела другой бюстгальтер – время подгоняло, и раздумывать было некогда.
На работу все же она опоздала. Шеф, не поднимая головы от бумаг, кинул исподлобья недовольный взгляд и пробурчал себе под нос:
– Как только Джон успевает одновременно ловить преступников и ублажать женщину настолько, что ей не хватает времени явиться на работу вовремя! – при этом он не скрывал своей благосклонности к любимой секретарше. В ней он ценил трезвый ум, умение толково вести дела. Кроме того, Мона часто, участвуя в каком-нибудь разбирательстве, неожиданно проявляла свое уникальное женское чутье...
– Простите, шеф... – спокойно с достоинством проговорила она.
– Конечно, милая, – сказал он, отрываясь от чтения, – что у тебя?
– Даже неловко вам это рассказывать.
– Ничего, мы люди свои. Что, может, Джон на этот раз подвел? Или ситуация приняла затяжной характер?
Мона признательно улыбнулась.
– Браслет свой не смогла найти.
Гроунд изучающее посмотрел на Мону:
– Ты меня, милая, вдруг сочла за идиота. Что с тобой?
Мона слегка покраснела:
– Да нет. Я правду говорю – и еще a brassiere куда-то делся.
Гроунд неудержимо покатился со смеху.
– Постой, ты, наверное, сегодня не в себе и решила все свести к шутке, да? Хорошо. Прощаю. Ты же знаешь, я тебе всегда прощаю. И даже не ревную, – заметил он, – не только потому, что Джон мой приятель, нет...
– Да, шеф, черт возьми! Я говорю правду, – перебила она Гроунда.
Но продолжить ей не удалось. Гроунд снова грохнул в неудержимом смехе, обеими руками отмахиваясь от Моны,
