Мама неловко улыбнулась и беспомощно посмотрела на месье Рене.
- А это и есть моя сестра Агнесса, - широко улыбнувшись, вдруг пояснил он ей, и я невольно ахнула.
Неожиданно нервы мои окончательно сдали.
- Мама! Мама! – истошно закричала я и бросилась к ней. – Это же я, Марина!
- Я предупреждал, что она больна… - покачал головой «брат». Мама грустно кивнула.
- Но, Ида Львовна! Это же… - подала робкий голос Клавдия Петровна, всё ещё стоя с пальто в руках.
- Ступай на кухню, Клаша, - резковато ответила мама, и тётя Клаша, сгорбившись, зашаркала из прихожей.
- Мама… - я подошла ближе, чувствуя, что прошлая жизнь неудержимо ускользает от меня. – Мама!
Мама натянуто улыбнулась.
- Проходите, Агнесса. Ужинать будете?
- Сейчас она расскажет вам, что этот дом ей как будто знаком. Сумеет угадать обстановку и даже некоторые факты из вашей жизни, - предостерёг маму месье Рене.
- Как интересно! – оживилась та.
Я поняла, что проиграла по всем статьям. Он предусмотрел всё.
- Спасибо, я не хочу есть, - произнесла я, полностью раздавленная. – Где комната, где я смогу остаться одна?
- А со мной ты не хочешь поговорить, дорогая? – с дьявольской усмешкой вопросил Рене. – Неужели нам нечего обсудить после долгой разлуки?
Я промолчала.
- Пойдёмте наверх, я покажу вам вашу комнату, - радушно проворковала мама и прошла вперёд, источая такое знакомое, такое родное тепло.
Вскоре мы оказались в гостевой комнате на втором этаже.
- Оставьте нас, мадам! – попросил Рене, и мама понимающе кивнула.
Дверь за ней закрылась, и я осталась наедине с дирижёром-дьяволом.
Глава девятая
Я прошла вглубь комнаты и села на стул возле окна. Месье Рене расположился напротив в уютном кресле.
- Ну, вот мы и вновь оказались лицом к лицу, Марина! – произнёс он. – Наконец-то ты будешь принадлежать только мне одному! Ведь у тебя не осталось выбора, не так ли? Даже родная мать не узнаёт тебя. И если ты не отправишься со мной, она попросту выгонит тебя из дома. Могла ли ты подумать о таком повороте судьбы, когда была так надменна и горда?
- Что вы сделали со мной? – спросила я обречённо.
Костлявым пальцем Рене указал на стоящий боком ко мне высокий шкаф с зеркалом на двери.
- Взгляни, и всё увидишь сама!
С трепетом в коленях я приподнялась со стула и подошла к зеркалу… Медленно повернула голову…
Из глубины тёмной поверхности зеркала на меня смотрела сморщенная старуха лет восьмидесяти, с редкими седыми волосами, узловатыми пальцами и морщинистым лицом, в котором с большим трудом угадывались какие-то черты.
Я содрогнулась.
- Нет, не может быть!!!
Черты старухи в зеркале исказились, и её рот прошуршал что-то.
«Нет, не может быть», - угадала я сквозь сковавшую меня жуть.
С ужасом вглядывалась я в какой-то заношенный наряд, который скрывал дряхлое тело старухи, в её спутанные космы, в её мутные глаза.
- И это – я?..
Рот женщины в зеркале снова шевельнулся, глаза раскрылись – она повторила мои движения.
- Вернись на место! – приказал дирижёр, и я послушно выполнила требование.
- Ты очень больно ранила меня, - покачал головой месье Рене, кажущийся теперь уже не таким старым и дряхлым, как моё собственное отражение в зеркале. – Ты уязвила моё достоинство. Ты не обратила внимания на мою любящую и страстную душу… Ты посмеялась надо мной… Скажи, ведь сейчас, в этом теле, ты точно так же любишь мать и жениха, ты испытываешь те же чувства к другим близким людям?
- Да, те же… - еле слышно прошептала я.
- Только теперь ты сможешь понять, каково это – любить, а в ответ получать лишь безразличие и насмешку…
Я кинулась в ноги к маэстро.
- Верните мне мою молодость! Я прошу, я умоляю вас! – закричала я исступлённо. – Я прошу у вас прощения, искренне прошу! Я теперь всё-всё понимаю!
Мне казалось, что стоит попросить прощения, как он погладит меня по несмышлёной голове и вернёт всё обратно.
Он действительно поднял длинную ладонь и провёл ею по моим волосам.
- О нет, дитя моё! Испытание не длится днями – оно исчисляется годами… Я тоже просил и умолял – и что же ты? Вспомни!
- Но я ведь не любила вас… - всхлипнула я, - и не люблю…
- Не любила… Потому что ты видела лишь старую невзрачную оболочку и не утруждала себя заглянуть в душу, которую она скрывает… А теперь у тебя будет много, много времени, чтобы хорошенько изучить её и полюбить.
- Но я люблю другого! – воскликнула я.
- Другого? Вадима? – старик усмехнулся. – А его душу – ты знала? Нет, не тогда, когда он пресмыкался перед твоей красотой, не тогда, когда швырял лёгкими деньгами на подарки… А тогда, когда он швырнул тебя с порога своего ресторана как заблудшую собаку? Ты увидела его душу? А ведь это была ты! Та, которую он – вроде бы – любил! Видишь, как обманчиво бывает зрение, когда ты молода, здорова, красива и богата… И те же глаза, но в другой, нищей и старой оболочке видят всё совсем, совсем иначе. Но всё это лирика, моя дорогая. Я эгоистичен, как все мужчины – будь они молоды или стары… Главное, что я вижу тебя по-прежнему очаровательной и молодой! В моих глазах ничего не изменилось. Ты всё та же красавица, только более послушная и смиренная…
Холодный ужас сковал моё тело.
- Неужели никто, никто не видит меня той, прежней Мариной?! – в отчаянии вскричала я.
Месье Рене вновь покачал головой.
- Когда моё желание слишком велико, то волшебство, сотворённое под его влиянием, имеет довольно большую силу. И ты сама постаралась разогреть мою страсть до такой температуры, что противостоять этой силе теперь мало кто сможет. Основная масса будет видеть тебя такой, - сказал он, - но в этом мире найдутся и те, кому моё волшебство не способно застлать глаза. Это те, кто любит тебя так сильно, что не замечает, в каком ты облике. Или люди с очень чистой и светлой душой, которые видят не глазами. Как ты понимаешь, их очень и очень мало. Настолько мало, что шанс встретить их на пути почти невероятен, если он вообще существует. Но даже если тебе повезёт, не обольщайся, что в первом увидевшем тебя юной и прекрасной ты найдёшь помощь. Есть и другая категория людей, которая тоже видит то, что есть на самом деле… Это я, например! И люди вроде меня, обладающие особым видением, также разбросанные по
