— Как же вы с ним все носитесь, с этим Бетховеном. — Графиня задумчиво покачала головой. — Он действительно превосходный пианист, Рости?
— Мне трудно судить, ваше сиятельство. Единственное, о чём я хотел бы предостеречь вас, так это от намерения вызвать его в гостиницу, пусть даже такого класса, как «У золотого грифа». Насколько я знаю, он никогда не позволит себя унизить.
— А ты его знаешь, Рости?
— Как же ты меня испугала, Пепи. — Он тщетно пытался унять дрожь в пальцах. — Набросилась на меня, как ястреб на добычу. Я лишь имел счастье видеть и слышать его.
— Он красив?
— Увы, очень уродлив.
— Жаль, но, по здравом размышлении, это ничего не значит. Красавцы мужчины обычно слишком тщеславны и любят только себя.
— Уж больно ты мудрая в свои восемнадцать лет.
— В девятнадцать, Рости. А сколько ему лет?
— Где-то около тридцати.
— Отличный возраст. Как раз пора стать мужчиной. А что ты ещё знаешь о нём?
— В нём есть какая-то трагическая тайна. Точно не скажу, но вроде бы он ненавидит людей.
— Ой, как интересно! Я уже заранее влюбилась в него...
— Пепи!.. — Графиня снова с укором посмотрела на неё. — Не говори глупости, дитя моё.
— Тогда тебе придётся иметь дело с множеством соперниц, — засмеялся Рости, — ибо его демонизм просто сводит красавиц с ума.
— Я лично не боюсь. — Жозефина посмотрела на себя в зеркало. — Мы ещё никогда не боялись соперниц, правда, сестра?
— Чего только тебе в голову не взбредёт... — пробормотала Тереза.
— Вот именно, «взбредёт в голову». Не забудь, дорогая сестричка, что меня прозвали гениальным отпрыском семьи Брунсвик. Мама, ты пойдёшь с нами?
— Ну уж если вы так настаиваете, дети. Надеюсь, ты не возражаешь, Тереза?
— Ну что ты, мама, только... он ведь захочет увидеть, на что мы способны. И что мне ему сыграть? Его сонату? Да об одной только мысли об этом у меня руки трясутся.
— А у меня нет. — Жозефина встала перед трюмо и как-то особенно лихо завила свой локон. — Я сыграю ему своё любимое произведение. Спою фортепьянным голосом трио для фортепьяно до минор. Думаю, он будет восхищен.
— А кто ещё споёт? И где скрипка и виолончель?
— Какая же ты трусиха, Тереза! Неужели не подпоёшь? Янош!..
— Да, сударыня? — в дверях немедленно появился лакей.
— Немедленно надеть парадную ливрею! — приказала она. — Ты понесёшь мои ноты, Янош. Я не против, если с нами пойдёт также Бранка. Только соблюдайте расстояние в шесть шагов. И чтоб лица были — как из морского дуба. Вы ведь не просто лакеи, вы сопровождаете царицу Савскую, которую изображаю я. Кинжал у тебя с собой?
Янош кивнул и вопросительно посмотрел на неё.
— Кто его знает, может, он не только ненавистник людей, может, он ещё и людоед. Защитишь меня?
— Да я готов жизнь за вас отдать, сударыня! — Глаза старика венгра сверкнули огнём.
— Пока не нужно. — Жозефина обнажила в улыбке ослепительно белые зубы. — Пойдёшь с нами, Рости?
— У меня, к сожалению, лекция.
— Отлично. Я иду охотиться на мужчин, и мне не нужны свидетели. Особенно если они тощие мальчики.
— Ты ведьма...
Жозефина небрежно махнула ладонью.
— Успехов в учёбе, Рости!
Дом на Санкт-Петер-платц не отличался красотой. Штукатурка на стенах осыпалась, во многих местах зияли провалы, а распахнутая входная дверь с вытоптанным порогом походила на скривившийся в уродливой гримасе рот.
Их глаза после яркого солнечного света с трудом привыкли к царившей в прихожей темноте. Подниматься на четвёртый этаж по узкой, неудобной лестнице мешал к тому же затхлый воздух.
Лакей и служанка тяжело ступали впереди, шедшая следом графиня Брунсвик внезапно остановилась:
— Здесь прямо-таки лестница в небо! У меня может сердце не выдержать. Ты опять втравила нас в авантюру, Пепи.
— Я чувствую себя так, словно иду к зубному врачу, — робко откликнулась Жозефина. — Мне очень страшно.
В коридоре, куда выходило много дверей, было также темно. Отчётливо слышалось жужжание бьющейся о стекло мухи.
— Надеюсь, его нет дома, — прошептала Жозефина.
— А кто меня называл трусихой?
Тут за одной из дверей мощно прозвучали несколько аккордов, и опять стало тихо.
— Постучи, — сказала графиня.
Тереза постучала, но в комнате никто не откликнулся.
— Да нет, он здесь. — Тереза кивком подозвала сестру и ткнула пальцем в табличку на плохо выкрашенной двери. — Небось сам написал.
Тут дверь внезапно распахнулась, и из большой, ярко освещённой солнцем комнаты свет хлынул прямо в коридор, озарив чуть наклонившуюся девичью головку. За порогом обозначился силуэт мужчины, чьи всклокоченные волосы отбрасывали на окно причудливую тень.
— Господин ван Бетховен... — любезно начала графиня.
— Кто вам нужен? — грубо прервал её человек, голос которого напоминал скрежет опускаемой решётки. Маленькие глазки смерили враждебным взором трёх дам и их сопровождающих. Внезапно Бетховен без видимых причин изменил своё поведение и вежливо сказал:
— Я — Бетховен. Чем могу служить? Заходите, пожалуйста.
Он вихрем ворвался в комнату и сбросил со стульев носовые платки, табакерку, халат и несколько галстуков.
— Позволю себе предложить дамам сесть. Прошу прощения за беспорядок, но подённый лакей приходит, когда ему вздумается — раз в два, а то и в три дня. Сам же я человек неопрятный.
— В свою очередь, мы также просим прощения за вторжение... — Графиня осторожно коснулась платком носа и краешков рта.
— Позволь мне сказать, мама, — поспешила вмешаться Тереза, заметив на лице матери отчуждённое выражение. — С вашего разрешения, я сразу же расскажу генеалогию нашей семьи, чтобы потом не было никаких недоразумений. Мы родом из Венгрии. Наш отец — его сиятельство граф Брунсвик — занимал весьма высокую должность, и потому к нашей маме также следует обращаться «ваше сиятельство». Мыс сестрой можем обойтись без титулов.
— Очень мило с вашей стороны, сударыня.
— Отец умер, иначе он также был бы здесь. — Она мельком взглянула на развешанные на стенах картины и гравюры. — Собственно говоря, он ценил только четырёх композиторов. Трое из них уже изображены здесь — Гендель, Бах и Моцарт. Но где же самый его любимый из них — Людвиг ван Бетховен?
— Я?.. — На кофейно-смуглом лице выступил яркий румянец.
— Он познакомил мою сестру Жозефину и меня — имя моё Тереза — со всеми вашими композициями. Я ещё забыла сказать о моём брате Франце, который довольно хорошо играет на виолончели. И
