— Кого?
— Понимаешь? По-моему, у меня было такое же глупое лицо, как у тебя сейчас. Оказывается, граф Дейм много лет назад отказался от своего титула и стал носить простую фамилию Мюллер. Он был замешан в какую-то историю с дуэлью, много лет жил в Голландии и Италии, а потом вернулся в Вену. Вчера император дал ему аудиенцию и вернул прежний титул.
— Сказка, да и только!
— Водевиль! Получается, он самый настоящий чародей! И, уже будучи графом Деймом, он попросил моей руки. Я смеялась, кричала, но ты знаешь наше ужасное положение, и потому мне пришлось сказать «да». Мы же не можем отправить маму в тюрьму. Остаётся только добавить, что мой будущий муж крайне нетерпелив и уже через четыре недели я стану графиней Дейм.
— Бедняжка!
Жозефина покорно склонила голову, но внезапно вскинула её и рухнула перед сестрой на колени.
— Но я не хочу, не могу... и потом, что скажет он? Я умоляю тебя, Тереза, ты была всегда очень добра ко мне. Спаси меня. Выйди за графа Дейма. Хорошо? Ну, пожалуйста, Тереза.
— Ты же знаешь, Пепи, как я люблю тебя, — она прижала сестру к себе, — но я... я выдам тебе одну тайну. Я тоже люблю его как женщина мужчину.
— Людвига?
— Да, Пепи. — Голос Терезы задрожал от волнения. — И я желаю вам обоим счастья. Поверь мне, Пепи. Только...
— Понимаю. — Жозефина тихо всхлипнула. — Я тоже понимаю. Ты, как всегда, права. Ты такая умная, добрая, но граф Дейм хочет меня, а не тебя...
Всё теперь было совершенно по-другому.
Тогда во время первого визита ноги у неё словно налились свинцом и пришлось медленно взбираться по ступеням. Теперь же ночью, при блёклом лунном свете, она легко взбежала по винтовой лестнице, ибо чувствовала себя здесь уже как дома и не хотела нигде задерживаться.
При свете луны замочная скважина казалась золотой. Она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.
— Добрый вечер, Людвиг.
Как хорошо, что её голос не дрожал. Она видела, насколько он огорчён, и не хотела доставлять ему новые неприятности.
— Не обращай внимания на столь холодное приветствие. В наших отношениях ничто не изменилось. Или ты другого мнения? Да нет, нет. Иначе бы я не смогла полюбить тебя.
Она сняла плащ, одолженную Терезой вуаль и поправила причёску.
— Очень хорошо, что я заранее написала тебе. Не стоит тратить времени на долгий разговор. Я пробуду у тебя столько, сколько ты захочешь. Скажем, пока не начнёт светать. В шесть мы уезжаем.
— Уже утром?..
— Понимаешь, это новое расписание... — Она прервалась и начала торопливо расхаживать взад-вперёд. — Какой же у тебя здесь беспорядок! Ты только посмотри на ноты! Конечно, Микеланджело тоже был очень неаккуратным человеком, но это тебя никак не оправдывает. Почему на клавишах валяется гусиное перо? Нет-нет, не бойся, я только немного наведу порядок. Разложу ноты. Ой какие красивые розы! Поставь их в прозрачную вазу. Жёлтые розы! Мой любимый цвет!
Она не могла позволить себе зарыдать во весь голос и потому, чтобы отвлечься, заставила себя говорить совершенно банальные вещи:
— А почему ты так небрежно швырнул сюртук на стул? Смотри, у него вот-вот оторвётся пуговица. Немедленно дай мне нитку с иголкой! Или тебя такие мелочи не волнуют?
Он поставил на стол маленький ящик, она села на софу, придвинула к себе светильник, и вдруг лицо её озарилось улыбкой.
— Сядь рядом, Людвиг, и смотри на меня.
Окончив пришивать пуговицу, она аккуратно повесила сюртук на спинку стула.
— Вот и всё. Но если ты его утром наденешь...
Он невидящим взором смотрел на догорающие свечи:
— Да, именно так. А где ты будешь утром?
— Ну, где-нибудь. Какая разница.
— А он...
Она сразу всё поняла:
— Нет! То есть мне всё равно. Ведь сейчас я с тобой.
— Пока со мной.
— Я всегда буду с тобой, Людвиг. — Она отчаянно затрясла головой. — Ты даже представить себе не можешь, как я тебя люблю! Это не пустая болтовня, это моя судьба.
Тело её судорожно задёргалось, из глаз полились слёзы. Он ласково погладил её по голове:
— Не печалься, любимая, иначе я...
Она немного успокоилась, вытерла слёзы и тихо сказала:
— Людвиг, время идёт, а нам ещё нужно кое-что обсудить. Позволь узнать, каковы твои дальнейшие намерения?
— Я... я вскоре начну работать над Второй симфонией.
— Очень хорошо. Это меня радует.
Он почувствовал колебание в её голосе и осторожно спросил:
— Что тебя ещё интересует?
— Извини за нескромность... Да, именно нескромность, но у меня впечатление, что я... Я могу попросить... попросить тебя посвятить мне одно из твоих сочинений. Только чтобы никто... никто...
— Я уже думал об этом. — Он нежно прижал её к себе. — Всё очень просто. Твоё новое, так ненавистное мне имя — «графиня Жозефина Дейм», — естественно, нигде не может быть упомянуто. Но я могу посвятить свою композицию всем, и если ты встретишь на ней чьё-либо имя, то поймёшь всё правильно.
— Но я хочу услышать его...
Она прервалась и посмотрела на быстро капающий со свечи воск. Ей вдруг страстно захотелось, чтобы мучительный миг расставания был уже позади.
За окнами забрезжил свет, и Жозефина встала с софы.
— Мне пора.
Он помог ей надеть накидку и поцеловал в лоб.
— Благодарю тебя!
— За что?! Ведь я принесла тебе несчастье.
— Нет... за то, что я всегда буду любить тебя.
— Людвиг...
После её ухода он ещё долго ощущал на губах горечь прощального поцелуя. «Будь что будет, — подумал он, — пусть я глухой, пусть... Нет, я не глухой... Я обещал посвятить ей симфонию и не могу нарушить слово».
Он сел за рояль и пробежал пальцами по клавишам. Жильцы, снимающие внизу квартиры, наверняка возмутятся. Дескать, их разбудили, нельзя так рано играть на рояле и всё такое прочее, но сейчас его это совершенно не волновало. Сейчас ему как никогда нужен был его незримый помощник, и ему даже показалось, что он уже стоит рядом с ним. Ну почему он молчит, почему у него глаза словно затянуты паутиной?
Он попробовал ещё раз. Нет, ничего не получается, и неизвестно, получится ли.
Он надел шляпу и выбежал на улицу. Карета как раз проехала мимо. Он низко поклонился ей вслед.
Он не помнил, по каким улицам блуждал и сколько прошло времени после её отъезда. Уже на обратном пути он внезапно остановился, услышав за спиной возглас:
— Месье ван Бетховен!
Посол Франции генерал Бернадот махал ему из окна.
— У вас не найдётся немного времени? Я бы хотел на прощанье пожать вам руку.
—
