На переднем же плане был выставлен его портрет, снабжённый белой карточкой с витиеватой надписью: «Людвиг ван Бетховен, сочинитель «Битвы при Виттории». Кое-кто из стоявших рядом, узнав его, почтительно снял шляпу.
Интересно, появятся ли те, чьи изображения соседствовали сейчас в витрине с его портретом, на торжественном представлении «Фиделио»? На его бенефисе в июле присутствовали лишь немногие члены австрийской императорской фамилии, хотя он передал им всем свою настоятельную просьбу через эрцгерцога Рудольфа. Каждое слово из этого послания, казалось, навсегда врезалось ему в память:
«Было бы просто замечательно, если бы его императорскому высочеству удалось уговорить других членов императорского дома присутствовать на представлении моей оперы. Заранее покорнейше благодарю».
Униженно просить ещё раз? Нет, пусть всё идёт своим чередом.
После начала представления в ложах сидели император и короли, которым он поклонился с достоинством, как и подобает «генералиссимусу музыки».
Потом он взял дирижёрскую палочку и сделал вид, что управляет оркестром, хотя в действительности музыканты подчинялись невидимым для публики движениям рук капельмейстера.
Ему хотелось побыть одному, закрыть глаза и ни о чём не думать. Обильная сытная еда наполнила тело усталостью. Кельнер Фриц быстро убрал пустую посуду, поставил на стол бутылку вина, стакан и принёс Бетховену пенковую трубку с длинным чубуком, табакерку и жестянку с вкрученной в неё бумажкой для фитиля.
Он с удовольствием набил трубку, вытянул ноги и, пуская густые клубы дыма, хотел было вновь вернуться мысленно к аплодирующим государям или к мышам, обгрызшим партитуру «Фиделио».
— Что вам угодно?
У внезапно оказавшегося возле его столика субъекта было испещрённое морщинами, добродушное, несмотря на грозно возвышающийся орлиный нос, лицо. Тем не менее у Бетховена создалось ощущение, что этот человек пришёл поиздеваться над ним.
— Что вы хотите от меня? — ещё более резко повторил он.
— Вы доставите мне несказанное удовольствие, если позволите присесть за ваш столик. — Подошедший отогнул вперёд ушную раковину. — Кельнер, принесите сюда моё вино. Меня зовут Алоиз Вайсенбах. Вам же, господин ван Бетховен, представляться не нужно. Ваши портреты вывешены во всех витринах. Желаете знать моё звание? Профессор и доктор, но для своих просто Вайсенбах. — Он присел и сразу же выпалил: — Как вы относитесь к врачам?
— Очень плохо, — хриплым голосом отозвался поражённый таким вопросом Бетховен.
— Прекрасно, значит, встретились две родственные души! — Вайсенбах от радости даже хлопнул ладонью по столешнице. — Я тоже их терпеть не могу. А вообще-то я из Зальцбурга.
— По-моему, вы хирург.
— Совершенно верно. Вместе с моими повелителями в настоящее время пребываю в Вене. Должен сказать откровенно, что хирурги ещё более-менее порядочные люди. Мы честно вспарываем пациенту живот или отпиливаем ему ногу. Если у вас вдруг возникнет потребность, я сделаю вам это бесплатно, из чистого уважения.
— Благодарю, господин профессор, — с несколько наигранной беззаботностью усмехнулся Бетховен.
— Просто Вайсенбах. Что я хотел сказать? Да, кстати, вы заметили, что я несколько глуховат? Так вот, все остальные наши коллеги по медицинскому цеху сплошь невежи и бездари. Но зато какой же вы могучий талант, господин ван Бетховен! Этот ваш «Фиделио», о-о-о! — Вайсенбах для убедительности загнул уже обе ушные раковины. — Вот так я стоял у оркестровой ямы! Я восхищен вашей музыкой, и это не голая лесть. Посмотрите, может, вам пригодится. — Он осторожно положил на стол рукопись. — Это кантата, написанная специально для Венского конгресса. Истинной поэзией её, конечно, не назовёшь, так, набор стихотворных строк, необходимых композитору. Назвал я её достаточно претенциозно: «Славный миг».
За ночь они успели подружиться и договориться в первой половине следующего дня встретиться в квартире Бетховена.
Хирург остановился на пороге, прижал сжатую в кулак правую руку к груди и показал оттопыренным пальцем левой ладони сперва вверх, потом вниз.
Таким жестом во времена римского императора Нерона определяли судьбу поверженного на арене гладиатора: если большой палец устремлялся вверх, бойцу даровали жизнь.
Бетховен искоса взглянул на Вайсенбаха, подошёл к роялю и взял обеими руками аккорд ля мажор. Затем он заорал:
— Стоит Европа непоколебимо!
Затем последовали октавы и аккорды ре мажор.
— Партия для первого хора, Вайсенбах, — сухо отчеканил он. — Я положил на музыку ваш «Славный миг», но, между нами, это очень плохо.
— Я же вам говорил, Бетховен, что мой Пегас хромает если не на все четыре, то уж точно на две ноги... — Чуть надтреснутый голос Вайсенбаха даже захлебнулся от радости.
— Я знаю праздничную программу конгресса, — что-то прикидывая в уме, сказал Бетховен, задумчиво глядя на замершего в ожидании хирурга. — Бесконечные балы, выезды на охоту, парады, и всё лишь с одной целью: пустить пыль в глаза народу... Ну хорошо. — Он небрежно пролистал текст кантаты. — С точки зрения композиции здесь шесть номеров для смешанного хора, солистов и оркестра. Следовало бы напечатать текст финала и раздать слушателям, пусть подпевают.
— Превосходная идея, Бетховен.
— Слишком уж вы расточаете похвалу коронованным особам. — Бетховен презрительно выпятил толстые губы. — Но понятно, плыть по течению легче...
Он встал в позу и продекламировал:
Женщины толпами вышли вперёд,Хор государей их блеском своим приманил.— А теперь ещё вот. Нет, вот... Если не ошибаюсь, речь идёт здесь о Божьем оке:
Сей глаз есть Страшный суд,Он нам моргнул,И вся ЕвропаВ море крови захлебнулась!— Признайтесь, Вайсенбах, что муза вас так и не посетила, а заодно ответьте: вы умеете играть на фортепьяно?
— Что-что? — Хирург приложил ладонь к уху.
— Вы умеете играть на фортепьяно?
— Никоим образом.
— Вот видите, а я то же самое могу сказать о поэзии. Я даже двух строк не смогу зарифмовать. Тем не менее нам обоим придётся бесстрашно взяться за работу и хорошенько почистить ваш текст, доведя его до блеска.
Когда первые тонкие нити паутины заблестели в лучах не по-осеннему яркого солнца, на стенах и витринах появились афиши, сразу же привлёкшие к себе толпы любопытных.
«По высочайшему повелению во вторник 12 ноября 1814 года в Большом танцевальном зале состоится грандиозный концерт с исполнением следующих произведений господина Людвига ван Бетховена:
Во-первых, новая симфония.
Во-вторых, новая кантата «Славный миг».
В-третьих, новая многоголосая инструментальная композиция, написанная в честь победы Веллингтона в битве при Виттории.
Часть первая: Битва.
Часть вторая: Победная симфония».
В день, когда должен был состояться концерт, Бетховен постарался одеться как можно более изысканно. Тщательно завязать галстук ему снова не удалось, он этого
