В школе его встретили совсем не так, как всегда. Учитель так на Молчуна вообще старался не смотреть, Молчун даже партой скрипеть начал, умышленно, противно так — ноль внимания. Ни по пальцам не получил, ни хотя бы команды положить руки на парту. И к доске не вызывали. И девки на Молчуна так смотрели, будто готовы были любой его приказ выполнить. Все, кроме Любки. Та смотрела лукаво, нагло, будто усмехалась его неожиданной важности. А на перемене подошла, села рядом, коленку выставила:
«Что, Молчун, молчишь всё?»
«А тебе что?» — огрызнулся Молчун, чувствуя за собой силу. Он теперь помощник офицера был. Должна же Любка понимать: скажет Молчун пару слов майору, он ей с радостью плетей пропишет.
«Думаешь, ты такой классный? — Любка хихикнула. — Героем себя считаешь. А уж когда в зеркало смотришь, то даже не знаю, кем ты себя представляешь. Видно, Андреем Белогоровым?»
Андрей Белогоров — это такой актёр был. Все девки по нему сохли. У каждой на телефоне его фото было: красавчика в форме Императорского флота. Из фильма «Мельбурн наш». Молчун презрительно отстранился от этой наглой коленки.
«Никакой ты не Андрей Белогоров, — окрысилась Любка. — А просто — Молчунок. Роста в тебе всё меньше, а гонору всё больше. Что, думаешь, расскажешь своему офицеру и меня накажут? Дурак ты. Я же тоже рассказать могу про тебя кое-что. Не веришь?»
«Да кто же девкам верит», — осторожно сказал Молчун.
«А вот если поцелуешь меня — не расскажу, — пододвинула к нему костлявый подбородок Любка и сложила пухлые губы бантиком. — Поцелуешь, вот прямо сейчас — и я ведь тогда уже девушка Молчуна буду, а девушка Молчуна молчать должна. Ой, в рифму получилось!»
Молчун недоверчиво сплюнул и поднялся, показывая всем своим видом, что даже сидеть рядом с Любкой — ниже его достоинства.
«Ну, ладно, — пожала плечами Любка. — Что я, не знаю? Всё о тебе знаю, Молчунок, всё…»
«Ну что ты уже знаешь?» — презрительно процедил Молчун.
«Знаю, что ты с гусями затискаешься… — загнула Любка палец с кроваво-красным лаком, густо намазанным на ноготь. — Ну, это все знают. От тебя курятником воняет. И ещё что-то знаю…»
«Не знаешь ты ничего, дура», — покраснел Молчун.
«Знаю, например, что ты по ночам в хату, где Юзик жил, лазишь… А что ты там делаешь? — Любка игриво надулась. — Хотя и это я знаю…»
«Врёшь ты всё, — голос Молчуна задрожал. — Никто тебе не поверит, потому что неправда это. И про гусей, и про хату…»
«Ну, ладно», — согласилась эта кукла и сделала вид, что уходит.
И тут Молчуну стало ясно, что нужно Любку задержать. Обязательно задержать, и, как бы ему ни хотелось плюнуть ей вслед, Любка теперь для него человек важный. Может, даже важнее всех.
В данный, так сказать, момент.
«Подожди», — он коснулся её талии, и она, как будто только и ждала, обвилась змеёй вокруг его руки, прижалась к Молчуновой ладони своей совсем взрослой уже задницей, вернулась на лавку.
«Ты не спеши, — сказал Молчун. — Конечно ты мне нравишься. Просто… Ну, боязно мне как-то… Да и Космач… Вдруг вернётся? И что люди подумают?»
«Ой какие мы трусишки, — сказала Любка, плотнее прижимаясь к его плечу. — А Космач сказал бы, что с дуба на всех насёр. И делов».
«Ну, я не Космач, — буркнул Молчун. — У меня другие скорости. Так что я, по-твоему, в Юзиковой хате делаю ночами? Хотя предупреждаю, брехня это всё. Перепутала ты меня с кем-то».
«Ну, что-что… Ясно что. Не… Ты меня поцелуй сначала…»
Молчун неумело ткнулся ей губами в холодную щеку.
«Ой, как романтично, — пропела Любка. — А ещё?»
«Давай после школы встретимся, — заговорщицки предложил Молчун. — Типа назначаю тебе свидание. Только скажи, что я там делал, у Юзика?»
«Вот на свидании и расскажу», — пообещала Любка.
И тут же задребезжал дурной звонок.
Договорились встретиться возле церквушки, в восемь. Идя домой мимо Юзиковой хаты, Молчун не выдержал и одним быстрым взглядом ощупал тёмные окна, стреху, сад, двор. Но ничего не выдало там присутствия живого существа.
7.«Смотри, что мне его высокоблагородие презентовали», — гордо потрясая кадыком, отец торжественно достал из-под пазухи её — тонкую золотую цигарку.
«Видел когда-нибудь такое?»
Молчун невольно потянулся к презенту — но отец дернул рукой, сверкнул сурово глазами, и золотая трубочка спряталась в его широком синем пиджаке. Этот пиджак ещё мама покупала, в автолавке — когда-то раз в месяц такая лавка приезжала в Белые Росы, и было в той автолавке всё что душа пожелает. Шмотки из самой Москвы, и сигареты с фильтром, и патроны к любому охотничьему ружью, и футляры для мобилок, а ещё флэшки, да прозрачный скотч, да виски, да журналы смоленские, хочешь, про спецназ, а хочешь, эротика, но не порнография, а такая, что церковью нашей имперской всероссийской одобрена.
А ещё тогда, отец рассказывал, можно было в автолавке заказать мебель из Петрозаводска — с самого завода «Патрикея», который наши у шведов отбили, в качестве военной добычи. Раньше он по-другому назывался, но как только снова русским стал, то получил наше, исконное славянское наименование. Когда-то наши люди за кровати и торшеры «Патрикеи» душу готовы были дьяволу продать, так рассказывала зам по идеологии, но завод давно уже русский и сейчас каждый себе его продукцию позволить может. Только вот автолавка давно уже в Белые Росы не ездила — всё магазинное, городское им на вертолёте сбрасывали. Удобно: по интернету закажешь, через месяц всё получаешь, что в интернет-магазине выбрал. Что ни говори, интернет удобнее, чем автолавка. И на телефоне он есть, и дома у каждого, хочешь — сериалы смотри, хоть до усрачки, хочешь — каталоги рассматривай, пока в глазах не зарябит. А хочешь — жми на кнопку и заказывай.
Всё, что душа пожелает. Душа. Интересное слово. Душное, шипящее, пушистое. Как кошка.
Может, Любке какой подарок по интернету заказать, подумал с тревогой Молчун, пробираясь вечером к церквушке.
Девки подарки любят.
Любка так точно, если подарок получит, язык свой длинный попридержит. Молчун знал это наверняка — и всё же чувство какой-то вины мучило его, не давало взять себя в руки и решить одним усилием воли все проблемы. А проблем становилось всё больше. И не Любка была виновата, что оброс он ими, как лесной человек волосами. А кто был виноват?
Стефка конечно.
Молчун снова и снова вспоминал тот момент, когда впервые её увидел. И все её рассказы вспоминал. О том далёком мире, которого, может, и не существовало никогда. Но он
