Петрович насмешливо фыркнул.
– Скажи спасибо, что не расстреляли, а сослали сюда!
– Премного благодарны, – пробурчал Бунша, отворачиваясь.
– Не сердись, Кузьмич, – сменил тон «папа». – Меня самого эта дурацкая ситуация с «совками» бесит не знаю как! Столько рабсилы на месте, а мы этими дурацкими оргнаборами маемся! Но с этим все, ни один гвардеец больше на Землю ни ногой. Нефиг секретность нарушать! В общем, так. Я тебе обещаю, что с первопоселенцами мы разберемся как следует. Никаких выселений, гонений, погромов и арестов! И никакой партизанщины в ответ! Вас тут уже три поколения колонистов выросло, и надо было быть полными идиотами, чтобы такими кадрами разбрасываться! Разберемся по справедливости, слово даю.
Кузьмич потер ухо.
– Я-то тебе верю, Петрович, – затянул он, – а вот друган твой…
– А пропал Алексаша! – усмехнулся Вячеслав Петрович.
– Как это? – озадачился Бунша.
– Без вести! – хохотнул «папа», но тут же вернул себе серьезное выражение. – Без криминала, Кузьмич. Жив-здоров Алексашка, засунули мы его в надежное место, пусть теперь о душе думает и грехи свои замаливает! Ты только пойми меня правильно, Кузьмич. Я вовсе не обещаю тебе, что завтра все будет хорошо и славно. Чтобы все тутошние дела в норму привести, годы потребуются! Вас тут чуть ли не полста тысяч душ обитало, просто ли всех удоволить сразу? Да и я вовсе не благотворительностью занимаюсь…
– А чем? – прищурился Бунша.
– Бизнесом, – усмехнулся «папа». – Романтикой я уже переболел. Я знаю, что ваш Совет настаивал на передаче портала государству. Но вы поймите: единого государства, как раньше, не существует, а элиты очень уж разные! Лично я – за Путина, за «силовиков». Хоть и сам миллиардером заделался, но либералы мне как кость в горле! Это либералы развалили СССР, а потом разграбили экономику. А что им! «Нефтянку» раздали по блату – и качай «черное золото»! Ты хочешь жить в «единой, великой и неделимой»? Я тоже! Но что будет, если я, условно говоря, передам ключики от Манги Владимиру Владимировичу? Да что угодно будет, вплоть до расправы с ВВП! Портал – это страшенный соблазн! Это триллионы долларов!
Кто тут устоит? Могут и гражданскую войну затеять, а тут и НАТО подключится… Сложно все, очень сложно, тут надо семь миллионов раз отмерить!
– Да понятно… – проворчал Кузьмич и вздохнул. – Спасибо хоть, что обещание дал.
– Дал. А ты знаешь, я своему слову хозяин. Но, повторяю, не жди быстрых перемен! Это и вас касается. Вы сюда за «хабаром» явились?
– За ним.
– Если «хабар» стоящий, вам за него полагается перевод на легкую отработку. Так?
– Так.
– Нашли чего?
Кузьмич обернулся ко мне и сказал:
– Тащи.
Я кивнул и пошагал к дому, краем глаза заметив, что и Коротышка своего послал.
Подхватив «чего-то-там-мет», я выбрался на площадь, приблизился к Вячеславу Петровичу и положил перед ним убойный инопланетный агрегат, чувствуя себя данником князя. Следом явился Коротышка, волоча с собой серебристый скафандр – белый, жесткий, из сегментов и шаров-суставов. Осторожно приподняв лицевой щиток, бригадир показал лицо чужого – плоское, овальное, безносое, с большими круглыми глазами, наполовину прикрытыми веками. Казалось, что они вот-вот дрогнут и поднимутся…
– О боже… – глухо произнес Петрович.
Склонившись над «хабаром», он долго оглаживал керамический ствол и гладкие пластины на необъятной груди пришельца, а потом резко поднялся и скомандовал:
– Поехали! Все!
«Папа-основатель» прибыл на вертолете. Я не сразу рассмотрел винтокрылую машину – дневной свет резал глаза, отвыкшие от яркости. Чувствовалось ошеломление.
Да, мы все ждали перемен, но уж слишком быстро они произошли, слишком круто все поменялось. Что и говорить, денек выдался насыщенный!
Проморгавшись, я разглядел «Ми-17», вяло опустивший лопасти на площадке перед «патрубком». Обе бригады, и Кузьмича, и Коротышки, собрались здесь же, жались друг к другу, моргали, прикрывали глаза ладонями. В общем, выглядели мы откровенно жалко.
– Свобода… – выдавил Эдик.
– Еще нет, – буркнул Кузьмич.
Послышались голоса, и из «патрубка» показалась целая процессия. Петрович шагал впереди, двое громил тащили за ним «хабар», а дальше семенила гвардия, видать, помилованная.
– Надеюсь, свидимся еще, – сказал «папа», пожимая руку Бунше, – и не в такой обстановке! Сейчас подойдут две вахтовки, они вас подбросят до перевала… – Он поглядел на часы, массивный серебряный «Ролекс». – Часа через три туда должен подъехать один фермер, он участвует в программе отработки. Ручин его фамилия. Он вас и заберет. А дальше… А дальше будет видно!
Кивнув всем, он поднялся по трапику в вертолет, и турбина тут же подняла вой. Лопасти дрогнули, начиная проворачиваться, описали круг, другой, и вот раскрутились, слились в грохочущий мерцающий круг. Сметая пыль и мелкие камешки, «Ми-17» поднялся, клонясь носом, и полетел на юг.
Гвардейцы отпустили фуражки, которые прижимали руками, и двинулись обратно к «Великому Проходу», оживленно обсуждая перемены. Остался один дядя Федя.
– А ты чего? – удивился Бунша.
– А я с вами! – осклабился гвардеец. – Дали мне старшего сержанта, а потом, без перерыва, пинка под зад – за нарушение субординации!
– А ты?
– А я их послал! – рассмеялся старший сержант. – Ручина я знаю, толковый мужик. Поработаю у него охранником, а там посмотрим…
Выехали два «НефАЗа» и посигналили. Кареты поданы.
Толкаясь и пересмеиваясь, мы полезли в кунги, преисполненные радужных ожиданий. Я уселся с краю, у прохода, а рядом пристроились Тука с Катоо.
– Поехали!
Тронулись. Я наслаждался самим движением по освещенному простору – все видно вокруг, и очень далеко! Пока машина одолевала серпантин, равнина распахивалась все шире и шире. Редколесье у подножия сгущалось, на горизонте сливаясь в темно-зеленую пену джунглей. Только духота осталась внизу, на высоте было свежо, и дуло с моря-океана.
На перевале обозначилась каменистая площадка, где нас и высадили, вместе со скарбом. Грузовики развернулись и уехали, а мы остались одни.
– Пошли, – сказал Кузьмич, подхватывая рюкзак.
– Куда? – удивился я.
– На остановку, – хмыкнул он.
«Остановка» оказалась большой, но неглубокой пещерой. Она прикрывала от дождя и солнца, а множество кострищ показывало, что мы тут не первые.
Впрочем, торчать в тени меня не тянуло. Оставив вещи, я направился к обрыву. Отсюда открывался роскошный вид на побережье и на море, сверкавшее вдали.
– Любуешься?
Я повернулся, встречая Кузьмича и Эдика.
– Есть чем!
– Эт-точно…
Бунша снял панаму и пригладил растрепавшиеся седые волосы.
– Колись, суперагент ты наш, – сказал я, – за секретными сведениями охотился?
Бунша презрительно фыркнул.
– Вот еще… Человека одного искал.
– Какого?
– Посвященного.
– Во что? – по-прежнему не понимал я.
– Эдик, объясни.
– Это слово есть такое, – с готовностью начал Лахин, – в переводе с мангианского. Означает, по-нашему, высшее начальство. Кого-нибудь из разряда министров, скажем. Тука тебе рассказывал про святилище?
– Упоминал.
– Вот в том святилище и проходит обряд посвящения. Там стоит очень древнее устройство, машина такая. Она и определяет пригодность человека к статусу посвященного. Кое-кто пробовал обрести этот статус, в том числе и Александр Серга – этот тот самый «папа-основатель», который стал четвертым лишним. Не получилось! Исследователи из Института Внеземных Культур утверждают, что одним из условий посвящения
