горазд, длинноволосых и бородатых. Иные подвязывали свои патлы шнурками, превращая в «хвосты», а остальные так и ходили лохматыми. Совки!

– Стой! – крикнул кто-то из них, вскидывая руку.

Мы остановились, и Федор спросил:

– И че делать?

Я подумал и сказал:

– Опускай!

Мы опустили носилки, а я повернулся к Кузьмичу и решительно сказал:

– Будем считать, что я тебя вычислил, суперагент, и ты спалился. Давай, прочисти этим мозги!

Бунша внимательно посмотрел на меня и фыркнул насмешливо. Забросив винтовку за спину, он пошагал к встречающим. Не дойдя метров трех до «совков», он остановился и зачем-то снял сапог.

– Я спецуполномоченный Совета, – проговорил он раздельно, – вот мои документы.

С этими словами Кузьмич выдрал стельку и передал совку, чья пышная шевелюра была всклокочена в стиле «Я упал с сеновала».

Совок осторожно принял «документ», осторожно оторвал тряпицу, на которой что-то было написано, и даже стояла печать, вчитался. Кивнул и сказал глухим басом:

– Имеешь право. Эти с тобой?

– Так точно.

– Раненый?

– При смерти.

– Проходите!

Совки разошлись, и я не стал мешкать.

– Поднимаем!

Мы с Федором взяли носилки с Саулом и потащили к Цитадели. Эдик догонял нас, катя тележку с останками Терма.

– Спасибо, Кузьмич… – простонал Репнин, не раскрывая глаз.

– Не за что, – буркнул Бунша. – Что ж мы, не люди, что ли…

Треугольный проем оказался гигантским, хоть пару двухэтажных автобусов загоняй, и выводил в колоссальный зал, прохладный и гулкий.

– Там дальше коридоры… – сказал Саул слабым голосом. – Отсчитай третий слева…

– Где? – пригляделся я. – А-а… Вижу.

После яркого света глаза не сразу привыкли к полумраку, а когда зрение адаптировалось, я сразу различил целый ряд таких треугольных порталов, что и входной, разве что пониже и поуже – на один лондонский «даблдеккер».

Дальше был пандус. Тремя оборотами он поднимался вверх, до входа в небольшой по площади зал, зато с очень высоким потолком. Удивительно, но здесь, в глубине Цитадели, где должен был, по идее, царить полный мрак, было довольно-таки светло. Читать при таком освещении было нельзя, но все вокруг различимо вполне. Хотя никаких лампионов не видно. Вообще ничего не видно – голые стены с нишами, и никакой обстановки.

– Пришли! – выдохнул Саул и заволновался: – Все, все! Спасибо, уходите, оставьте меня одного.

Мы с Федором опустили носилки на пол и покинули помещение. Выйдя в колоссальный «холл», я увидел Лахина и Кузьмича. Бунша строго выговаривал Эдику:

– Куда ты пойдешь, дурья твоя башка? Ты ж здоров, как боров!

– Да посмотреть просто… – увял Лахин.

– Посмотреть! – фыркнул Кузьмич. – А если они откажутся не только тебя лечить, но и Саула, или другого кого, кому в самом деле приспичит? Вот и все. Я сюда знаешь с чем приходил? Рак у меня обнаружили! Рак поджелудочной! А это такая зараза, что… – он покрутил головой.

– Да понял я… – вздохнул Эдик.

А вот я разнервничался. Веры особой у меня не было, но если Цитадель давала шанс, то грех было не воспользоваться им. А вдруг?

Пока друзья были погружены в беседу а Федор вышел на плац покурить, я оглядел входы и храбро направился в первый слева.

Почему именно туда? Не знаю. Была такая мысль: если ничего не получится, пойду во второй. Потом в третий, и так далее. Где-нибудь, да помогут. Может быть…

Я окунулся в темень за порталом, но вскоре света стало побольше. Или мне это показалось?

И тут пандус… Поднявшись, я вошел в зал, точь-в-точь такой, в котором мы оставили Саула. Вошел и замер. И что дальше?

Полнейшая тишина окутала меня, перебранка из «холла» не доносилась совершенно. И в этой тишине послышался Голос:

– Зачем ты пришел сюда, хомо? Ты совершенно здоров, все твои органы функционируют нормально. Я заметил шрамы и внутренние повреждения, но все отлично зажило.

– Не совсем, – разлепил я губы.

Чувствовал я себя, как во сне. Или как в сказке. Все вокруг было совершенно нереальным, и то невероятное, фантастическое, что происходило со мной, нисколько не поражало. Только сердце билось учащенно, да губы сохли.

– Не совсем, – повторил я. – Полтора года назад я получил сильный удар по голове. Было сотрясение мозга, потом оно прошло, и шрам не болит. Но я потерял память! Я ничего не помню о том, что было со мной раньше, не помню, кто я и как меня зовут. Какие-то навыки остались, но где я приобрел свои умения – понятия не имею.

– Ах, вот как… – произнес Голос задумчиво.

– Прости, – сказал я, малость осмелев, – а как мне к тебе обращаться? А то как-то невежливо с моей стороны…

– Обращение? – удивился Голос. – Как к живому? Но я же неживой!

– Однако я разговариваю с тобой!

Наверное, обладатель Голоса подрастерялся.

– Я — мозг станции, которую вы зовете Цитаделью, – ответил он, – система искусственного интеллекта. Можешь звать меня Иском.

– Здравствуй, Иск!

– Здравствуй, хомо, – последовал ответ. – Значит, ты хочешь, чтобы к тебе вернулась память?

– Да, – твердо сказал я, холодея, – хочу вспомнить все!

– А ты уверен, что вернувшиеся воспоминания обрадуют тебя?

– Я думал об этом. Пускай я даже стану ругать себя после того, как все вернется, но это мой выбор. Все равно, я не смогу чувствовать себя полноценным, пока лишен памяти о прошлом.

– Хорошо. Я проведу операцию на твоем сознании, постараюсь, чтобы память утраченная и обретенная за последний год слились безболезненно. Ложись сюда.

Пол передо мной вспучился, приподнялся этаким овальным постаментом. Я потрогал его, но нет, поверхность была не твердой, а упруго поддавалась под пальцами. Я лег и поерзал, устраиваясь поудобней.

Откуда-то с высоты на меня упал узкий лучик голубого света и замелькал быстро-быстро, чиркая по мне и сдвигаясь от ступней до головы. Сканер, что ли?

Я подумал об этом как-то отстраненно, а затем последовал нервный взрыв. Я словно распался на атомы, разлетелся в ослепительной вспышке и тут же собрался опять, целый и невредимый. И я помнил все.

…Меня зовут Александр Сергеевич Тимофеев. Так что имя с отчеством после амнезии я выбрал правильно. Вряд ли угадал. Просто, наверное, где-то в нейронах затерялся след, вот я на него и вышел.

Мне тридцать семь лет, и все эти годы я провел здесь, на Манге. Я родился в Ново-Сталинке, которую после переименовали в Новый Киев.

Матери я не помню, рос с отцом и уже с пяти лет ходил с ним на охоту. Патроны были дорогие, и отец выдавал мне ровно столько, сколько нужно, чтобы подстрелить летучего тушкана, чей мех был сродни соболиному. «Два патрона получил? Значит, сдай две тушки! Промахнулся?! Что значит – промахнулся? Просто так стрельнул? Да ты хоть знаешь, сколько стоит патрон?!»

И так далее, и в том же духе.

Километрах в тридцати от Ново-Сталинки находился выход из Приморского ТБ. Там жили цверги.

Между цвергами и людьми была молчаливая договоренность: вы не вмешиваетесь в наши дела, мы не вмешиваемся в ваши. Но если надо, поможем.

Однажды, когда мы с папой были в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату