Вот только близость эта была отнюдь не бескорыстна.
- Не судите ее строго... для нее все это по-прежнему важно...
...настолько важно, что Кульжицкая не отступится от своего желания заиметь новую внучку. Впрочем, это уже дело исключительно внутреннее, пускай сами разбираются.
- Что до Гдыни, то я заметил, что в ней появился гнев, - Святозар потер лицо. - Поймите, я могу ошибаться, но... она злилась именно на меня. Несколько раз обмолвилась, что я ныне жалок, а однажды в лицо выкрикнула, что мне лучше было бы умереть, нежели влачить подобное существование. Что видом своим я позорю древний род.
- Она знала?
- В том и дело, что нет. Для нее я был всего-навсего священником, которого ее бабушка пригрела в доме. Про меня ходят тут самые разные слухи, но все они далеки от правды...
...то есть, был кто-то еще, кто раскрыл девице глаза и вложил в прехорошенькую голову правильные мысли.
- Я полагаю, это тот же человек, который написал сестре письмо...
- Какое письмо?
- То, в котором рассказывалось, где меня найти, - Святозар поморщился, впрочем, гримаса вышла на редкость уродливой, ибо часть лица осталась неподвижна, а часть будто судорогой свело. - Я много думал, кто это мог быть, но...
- Не придумали?
- Нет... и в связи с этим я осмелюсь повторить вопрос. Как она умерла?
- Ее задушили.
Святозар прикрыл глаза. Он стоял, раздумывая над чем-то, а Димитрий не спешил прерывать молчание, тоже раздумывая в свою очередь над тем, как быть с этим...
Доложить придется, но...
Процесс над священником?
Чудовищные обвинения, на которые, мыслилось, у него найдется чем ответить? Как он сказал? Обе стороны... и если подумать, если приглядеться пристальней... не стоит, и вправду, как знать, что увидишь.
- Позволено ли мне будет взглянуть на тело?
- На тела.
- Сколько? - он не выглядел удивленным, этот человек, который легко - и как виделось, с немалой радостью, - готов был принять новую свою судьбу.
- Две.
- Задушены?
- Да.
- Невинны?
- Да.
- Тогда, если возможно, я бы хотел взглянуть на обеих. И предваряя ваш вопрос. Я не уверен... я пока не уверен...
Глава 27
Глава 27
...госпожа Кульжицкая велела заложить экипаж. Она больше не показалась, отправив вместо себя озлобленную тень, по недомыслию притворявшуюся человеком. Агнешка морщилась, кривилась и, казалось, с трудом сдерживала кипящие страсти. А Димитрию припомнилось, что существа, подобные ей - все ж человеком в полной мере она уже не являлась - частенько сходили с ума.
- Будьте вы прокляты, - она все же плюнула в спину и отскочила, повернулась, и ворох юбок поднялся, обнажив толстые распухшие ноги.
- Простите ее, - Святозар залезал в экипаж боком, морщась, но не жалуясь. - Ее гневу не найти выхода...
...а может, она?
Она верна Кульжицкой, но это еще не значит, что не способна навредить, пусть не хозяйке, с которой срослась душой, но самому роду. С другой стороны, отсутствие Агнешки наверняка заметили бы, да и во дворце особа столь яркая не осталась бы незамеченной.
Ехали молча.
Святозар перебирал четки, на сей раз простые, вырезанные из дерева и отполированные до блеска. Губы его шевелились, из прикрытого глаза сочился гной, а запах травки почти выветрился. Он выглядел одновременно и жалко, и в то же время...
...нельзя его казнить.
Мысль оформилась и прицепилась.
Нельзя и все тут. Пусть закон, правда и прочее, но...
...улицы.
Город. Булочники и газетчики. Старуха с бочонком прошлогодних моченых яблок лузгает семечки. И у ног ее рядятся голуби, курлычут. Старый пес дремлет под телегой, и урча, отплевывая клубы дыма, ползет по улочке новомодный экипаж. А за ним бегом, вереща от переполняющего их счастья, несутся дворовые мальчишки.
И никто уже не помнит про революцию.
Бунт.
Голод. Им, этим людям, начиная от старухи, заканчивая парочкой барышень в ярких платьицах, кажется, что так вот было всегда... и пусть кажется дальше.
Уже во дворце, в той его части, куда благородные люди старались не заглядывать, ибо делать там было совершенно нечего, Димитрий спросил:
- Кто-то еще из вашего рода мог выжить?
- Не знаю, - честно ответил Святозар. - Еще недавно я бы сказал, что сие невозможно, но... мне нужно взглянуть на тела.
В мертвецкую он вошел, и служитель, попивавший кофий, подскочил, согнулся в поклоне, а перед Димитрием он держался с обычною прохладцей. Надо же, что ряса с людьми делает.
- Вы позволите? Силы у меня остались, но я чувствую здесь другую магию... нечеловеческого свойства.
- Свяга.
- Отпускала души?
- Именно...
...интересно, а с теми, что заблудились на проклятых пустошах, девушка справится? Или... она одна, а их много, потерянных, обездоленных и наверняка злых на весь мир живой.
- Помешает? - поинтересовался Димитрий, пытаясь отделаться от этакого неприятного ощущеньица, что здесь и сейчас он лишний.
Святозар покачал головой и, откинув простыночку, склонился над телом. Он положил здоровую руку на грудь, а больную на голову. Прикрыл глаза.
Вдохнул.
И выдохнул в самые мертвые губы, наполняя их теплом и светом. И губы дрогнули, шелохнулись, а покойница раскрыла глаза.
- Ш...ша... - сказала она, забившись вдруг в руках Святозара. - Ш...шу... шур-шу...
- Спи спокойно, дитя, - он убрал руки, и все вернулось на круги своя, а Святозар потер переносицу и сказал: - Вторая где?
И эта отозвалась, задергалась, будто пытаясь подняться, вот только из горла ее донеслось сиплое рычание. Впрочем, стоило Святозару убрать руки, как и она затихла.
- Это не мой брат. И не кто-то из моей родни, - сказал он, вытирая руки полотенчиком, которое служитель подал с полупоклоном, не сводя с престранного батюшки взгляда. - Однако...
Полотенчико он протянул.
И осенил покойниц крестом.
- Хоронить их надобно на освященной земле, и скажите, чтобы на шею повесили цепочки серебряные, непременно с иконами. Пусть заступницы удержат...
Димитрий подобрался: вот только умертвий ему для полного счастья не хватало. И родне не прикажешь несчастным головы резать. А может... если сердце вынуть и чесноком набить... непорядочно, конечно, однако безопасность превыше всего.
- Сейчас не встанут, но если убийца позовет... я не уверен, что все сделал верно. Понимаете, в любом древнем роду есть свои тайны. Моя сестра полагает себя хранительницей, но на деле...
Он отошел от стола, разом меняясь, будто силы, недавно кипевшие в искореженном этом теле вдруг иссякли.
- Лишь наследнику будет известно все. Я был посвящен лишь потому, что шла война... и то, полагаю, далеко не во все. Я сумел провести то жертвоприношение, но после понял, что ритуалу недоставало многого. Он был каким-то урезанным, что ли? Сложно объяснить... главное, наш род работает с кровью. А тот, кто убил
