Кто ж тут спорит... всецело сам. Недооценил, поверил в собственное бессмертие. Нет уж, вот выкарастается, точно жену найдет. Исключительно продолжения рода ради. А то ж, если вдруг преставится Стрежницкий ненароком - а при его работе сие куда как возможно - маменька в превеликое расстройство придет.

Маменьку было жаль.

Себя тоже.

И еще начальство, притомившееся распекать, а потому устроившееся в уголочке. Оно замолчало, сложила рученьки на портфеле и очи прикрыло, притворяясь дремлющим. Стрежницкий сделал было попытку приподняться - тонул он в пуховых перинах средь пуховых же подушек, разом начинал чувствовать себя старым и немощным, чего по складу характера терпеть не мог - но тут же осел.

Сил не хватало.

Ранение - это ладно. Ранения с ним всякие случались, но треклятая отрава не желала покидать тело. Она отзывалась непонятной слабостью в руках, а ноги и вовсе немели, и порой начинало мерещиться всякое, к примеру, что ног этих вовсе нету...

- Лежи, герой, - велело начальство и пальчиком погрозило строго. - А не то вовсе к кровати привяжу. Или в госпиталь отправлю. Хочешь в госпиталь?

- Не хочу.

- Тогда лежи... не хватало мне... вовсе скажи спасибо Богу, что живой. И что у Лешека силы остались...

- Спасибо.

- Пожалуйста, - начальство приподнялось, но тут же село на стульчик и полог отвращающий на себя набросила. А в дверях показался лакей, приставленный к Стрежницкому заместо Михасика.

Лакей Михасиком не был, а потому раздражал безмерно.

- К вам с визитом, - сказал он, глядя куда-то в сторону. И на лошадиной роже его, явно просившей кулака, появилось выражение легкого недоумения. - Невеста с подругой.

У Стрежницкого даже глаз дернулся.

Здоровый.

Какая невеста? Когда он успел только... правда, тут же вспомнил и выдохнул... невеста? Пускай себе... и подруга - это хорошо, подруги многое знают.

- Давай... - он опустился на подушки, надеясь, что вид имеет в достаточной мере страдальческий, но при том опрятный. Страдальцев женщины по непонятной Стрежницкому причине жаловали.

И даже проникались к ним любовью.

- Добрый день, - сказала невеста, оглядывая комнату с явным интересом.

А сама-то...

Одета простенько, даже как-то чересчур.

Платьице серое мышастенькое, давно вышедшего из моды кроя. Но сидело на рыженькой неплохо.

Надо будет заглянуть к Ламановой, поклониться и напомнить о долге старом, пусть глянет на девочку. Все ж, как ни крути, Стрежницкий ей жизнью обязан. Это, конечно, еще не повод жениться, - мысль о том, недавно казавшаяся вполне логичной, вызвала непонятное отторжение - но вот приодеть ее он приоденет.

Из благодарности.

А еще, глядишь, ближе станет: девицы весьма новые наряды ценят, и к тем, кто их дарит, относятся куда как благосклонно.

Стрежницкий перевел взгляд на подругу.

И...

- И вам доброго вечера, - сказала Авдотья Пружанская, глядя хмуро, с недоверием. - А батюшка-таки говорил, что вы когда-нибудь да убьетесь... вижу только, что плохо старались...

- В следующий раз буду стараться лучше, - мрачно ответил Стрежницкий, раздумывая над тем, сколь сильно способна дочь старого приятеля испортить игру.

Сильно.

Помнится, прошлый визит к приятелю прошел вовсе не так уж гладко, как хотелось бы. И в глазах общества эта история с поручиковой женой выглядела преотвратнейше. Кто ж виноват, что эта дура решила бросить бесперспективного, как ей казалось, мужа. И ладно бы сделала это тихо, так нет, на весь городок объявила, будто знать его не желает и вовсе сожалеет о некогда совершенной глупости.

А Стрежницкий, стало быть, виноват.

Роковой соблазнитель.

Он, между прочим, ей ничего не обещал, а что браслетку с гранатами подарил, так он всем своим амантам подарки делает...

...да и не в любви там дело, но кто ж поверит, если правду сказать.

И кто позволит ее сказать.

Авдотья смотрела хмуро.

С упреком.

А ведь... сколько ей было? Годочков пятнадцать? Самое оно, романтичная барышня, история о любви, а тут любовь... с подвохом.

- Уж постарайтесь, - она подошла и подушку поправила, правда, почему-то появилось ощущение, что с куда большею охотой Авдотья эту подушку на лицо положила бы да и прижала...

- Всенепременно...

И у постели присела, будто это она невеста. А рыженькая не перечит. Заняла другой угол, аккурат напротив начальства, пологом прикрытого, взглядом вперилась. И молчит... с укоризной этак молчит... от взглядов этих лежать стало на редкость неудобно.

Стрежницкий глаза закрыл.

Застонал тихонечко.

И получил тычок в бок.

- А батюшка говорит, - вредным тоном произнесла Авдотья, - что мужчина должен переносить страдания молча, не жалуясь...

- Я и не жалуюсь, - стало обидно.

- И правильно. Пить хотите?

- Пить - нет, а выпить не отказался бы, - Стрежницкий поерзал, пытаясь устроиться поудобней, правда, вновь скривился, на сей раз взаправду: руку свело судорогой, пальцы дернулись. А целитель утверждал, будто последствий не будет, но Стрежницкий нутром чуял - врет, собака этакая.

И завязать придется, что со двором, что с дуэлями.

Как ни странно, но Авдотья встала, вышла и вернулась с бутылкой красного вина.

- А у вас там беспорядок, - сказала она между прочим, наполняя вином не особо чистый кубок. - Вы б хоть позвали кого прибраться...

Он бы позвал, только кого?

Лакей давешний до уборки не снизойдет.

Михасик, которому Стрежницкий доверял всецело, уехал, а прочие... как знать, чего накопают. Он-то за ними приглядеть не способны. Правда, начальство укоризненно головой покачало: мол, мог бы и сказать, неужто не отыскалось бы в конторе специалистов подходящих.

Вино Авдотья водой разбавила и поинтересовалась:

- Сидеть можете?

- Только если на подушках...

- А ему не вредно будет? - подала голос рыжая, но поднялась и подушки в гору собрать помогла.

- Глядишь, и не отравится... а вообще батюшка всем в госпитале красное вино велел выдавать. Оно для кроветворения полезное очень. Особенно, если горячее и с приправами. Приправы есть?

- Нет, - с немалым облегчением сказал Стрежницкий.

- Плохо. Эй, милейший, - Авдотья окликнула лакея. - Будьте любезны, велите, чтобы на кухне вина согрели, с корицей, кардамоном и непременно красным перцем...

Стрежницкий скосил взгляд, но начальство хранил молчание, а лакей поспешил исчезнуть, бросивши немощного подопечного наедине с подозрительными девицами. Авдотья же протянула кубок подруге и спросила:

- Будешь?

- Спасибо, но...

- И я не буду... зря перевели. Ничего, сейчас нам правильное вино доставят... - и глаза как-то нехорошо блеснули, отчего у Стрежницкого появилось преогромнейшее желание притвориться умирающим. Правда, что-то да подсказывало: не поможет.

...впрочем, горячее вино со специями оказалось не таким уж поганым. Правда, сразу на сон потянуло, но... он раненый, ему можно. И Стрежницкий позволил себе провалиться в сон, будто знал, что нынешний будет обыкновенным, глубоким и, главное, напрочь лишенным видений.

Наследник Арсийской империи изволил гневаться.

Он капризничал.

Отказывался примерять дорогой коверкотовый костюм с укороченными брюками и даже швырнул расческой в излишне занудного лакея. Впрочем, поймав

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×