Кадиша увидела на обломке небольшое клеймо, выдавленное на полированной поверхности: буквы «М. И.» в небольшом круге, украшенном затейливыми завитушками.
– Это его знак, – глухо произнесла жрица, испуганно оглядевшись, словно опасалась, что кто-то может ее подслушать. – Его символ… Того, о ком я тебе только что говорила. Инесса сотрудничала с ним… Вполне вероятно, это он дал ей ларец. В благодарность за сшитых кукол…
– Снова эта загадочная личность? Так что же означают эти буквы?
– «М. И.», – повторила Кадиша. – Мастер Игрушек. Те, кто с ним знаком, знают его лишь под этим прозвищем. Но повторяю, шериф, если хочешь сохранить свою жизнь, никогда не ищи с ним встреч. Даже я, хоть и немало повидала на этом свете, стараюсь держаться от него подальше.
31
Серебряный клинок
Еще вечером сильный ветер разогнал тучи, целый день висевшие над городом, и ночь была очень тихой. Улицы заливал мягкий лунный свет.
Клим Поликутин и Серафима Долмацкая гуляли по городу, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга.
Серафиме не хотелось идти домой, там ждал отец со своими обвинениями. Клим сказал в академии, что будет сегодня ночевать дома. Зная сложившуюся в его семье ситуацию, руководство не стало возражать. Поэтому он не опасался, что его кто-то хватится дома либо в академии.
– Так что скажешь? – спросила у него Серафима. – Ты подумал над моим предложением? Готов жить отдельно от родителей?
– Давно готов, – тяжело вздохнул парень. – Да вот только они, похоже, к этому не готовы. А особенно сейчас, после всего, что случилось… Слышала бы ты, что они мне наговорили.
– Понимаю, – тихо произнесла девушка.
Они подошли к темному дому Поликутиных и замерли у крыльца, глядя на ночное небо. Клим обнял Серафиму и прижал к себе, она уткнулась лбом в его грудь.
– Иногда мне кажется, что мы никогда не будем счастливы, – мягко произнес он.
– Будем. Как только плюнем на все нравоучения родителей, – заверила его Серафима.
– Как поживает твой отец?
– Я не видела его уже пару дней. Просто не хочу его видеть…
– Он так и не рассказал тебе правды о причине своей вражды с моим отцом?
– Как только я заговариваю об этом, он тут же начинает психовать, а потом переводит разговор на другую тему.
– Мой поступает в точности так же. А сейчас и мама его поддерживает! Иногда мне так хочется забраться в отцовский кабинет, перерыть все его бумаги и выяснить, что они скрывают!
– Не думаю, что ты что-нибудь найдешь. Мой отец обычно тщательно прячет все важные документы. Думаю, и твой поступает точно так же.
– Но я уже кое-что нашел, – произнес вдруг Клим. – Хоть пока никому об этом не говорил. Помнишь старую фотографию, которая исчезла из гостиной женского корпуса?
– Ее забрала та девчонка, которую потом убили… А сожженные обрывки позже нашли в кинотеатре.
– У отца, оказывается, есть копия этого снимка. Хранится в его кабинете. Я случайно увидел ее на подоконнике в день, когда загорелась Кристина.
– Правда? – разволновалась Серафима. – А ты сфотографировал ее на телефон? Нужно показать остальным ребятам. Этот снимок очень для них важен.
– Нет еще, все руки не доходили. Можно сделать это прямо сейчас. Хочешь со мной? Дома все равно никого нет.
Серафима не стала долго раздумывать.
– Конечно! Но где твои родители?
– Мама и Константин куда-то уехали, а отец должен быть в Санкт-Эринбурге. Наверное, приедет только утром.
Они вошли в темный особняк и поднялись на второй этаж. Клим толкнул дверь отцовского кабинета. Она была не заперта.
Серафима с интересом оглядела просторное помещение с большим письменным столом из черного дерева. Стены были покрыты темными деревянными панелями, у стены стоял большой шкаф с множеством отделений. В дальнем углу у окна виднелся массивный старинный сейф. На стенах висело несколько картин и фотографий в одинаковых позолоченных рамах.
– Отец меня редко сюда пускает. Возможно, поэтому я и не видел ее раньше, – сказал Клим, взяв с подоконника небольшую фотографию в рамке. – Вот, смотри!
Это был точно такой же снимок, как тот, что пропал из гостиной женского корпуса, только куда меньших размеров. Серафима принялась внимательно его рассматривать. Она сразу узнала своего отца и Ивана Поликутина, Доминику Поветрулю и Ксению Соловьеву. Чтобы не терять времени, девушка вытащила из кармана мобильник и несколько раз сфотографировала групповой портрет.
В этот миг в коридоре послышались чьи-то тяжелые шаги.
– Клим, ты дома? – раздался голос Ивана Поликутина.
Клим и Серафима в ужасе переглянулись.
– Ты же говорил, что он уехал из города!
– Я так думал! Видимо, он решил вернуться пораньше!
– Нельзя, чтобы он меня увидел! – прошептала девушка. – Он меня прикончит!
Она быстро огляделась, заметила у стены большой платяной шкаф и ринулась к нему. Клим бросил фото обратно на подоконник и проворно отскочил от окна.
Серафима едва успела скрыться, как Иван вошел в кабинет.
– Вот ты где, – произнес он, увидев сына. – Какое удачное стечение обстоятельств. Нам нужно поговорить, Клим… Давно уже пора это сделать. И даже хорошо, что твоей матери сейчас нет дома…
В его руках Клим заметил полупустую бутылку дорогого коньяка. Иван Поликутин едва стоял на ногах. Клим никогда еще не видел отца в таком состоянии.
– Ты пьян? – тихо спросил парень.
– Просто решил немного расслабиться, – неуклюже отмахнулся отец. – Слишком много всего навалилось в последнее время… Но не беспокойся, к утру я буду как стеклышко. И это не помешает разговору.
– Ты снова будешь ругать меня? – спросил Клим, покосившись на шкаф, в котором сидела Серафима. Нужно было как-то заставить отца выйти в другую комнату, чтобы она смогла улизнуть.
Но Иван не собирался никуда уходить. Он грустно вздохнул, сделал большой глоток из бутылки и сел в кресло у окна.
– Не буду, – устало ответил Поликутин-старший. – Я лишь хочу тебе кое-что рассказать, сын. Объяснить, почему я так ненавижу Платона Долмацкого… Ты должен сам сделать выводы… И ты поймешь, почему тебе нужно держаться как можно дальше от этого человека.
Взгляд Клима сам собой упал на фотографию на подоконнике. От отца это не укрылось. Иван взял ее в руки и долго рассматривал.
– М-да… – наконец произнес он. – Как мы были молоды и наивны… И в каких чудовищ потом превратились некоторые из нас…
– Отец? – настороженно проговорил Клим. – Что же случилось?
– Платон Долмацкий – вероломный предатель и убийца, – пробормотал Иван Поликутин, отставив бутылку в сторону.
Серафима, слышавшая каждое его слово, замерла в шкафу.
– Когда-то, будучи молодыми, мы состояли в одном обществе… И сейчас состоим, но все стало гораздо сложнее. И опаснее… – заговорил отец.
Клим потрясенно слушал его, боясь проронить хоть слово, чтобы случайно не сбить отца с мысли.
– Платон… Он был самым старшим из всех нас. Учитель! А мы слушались его, ведь для нас он тогда являлся непререкаемым авторитетом. Какими же мы были дураками, – горько произнес Поликутин-старший. – Однажды… Уже почти семнадцать лет прошло… Он вынудил нас
