– Вот наивный, – поразился Астре. – Как только до своих лет дожил?
– За дурачка меня считаешь?
– Ты не дурачок, конечно, но простой, как валенок.
– А ты прямо сложный, как… сапог?
Астре вздохнул:
– Не обижайся, я не очень хорошо выражаю в словах то, что думаю.
– Значит, говорить надо почаще, – сказал Элиас, зевая. – Я посплю, пока пригрелся. Завтра, глядишь, как огурчик буду.
Некоторое время прошло в тишине. Горе-колдун ворочался, кашлял и все никак не мог задремать. Астре не шевелился, хотя нужно было уходить. Он невыносимо устал от одиночества и мертвой Хассишан.
– Слушай, а ты порченых боишься? – осторожно спросил он, наблюдая за огнем.
– Чего мне их бояться? – зевнул Элиас. – Я же прималь.
– А ненавидишь?
Астре сломал веточку.
– Думаешь, я не заметил, что у тебя ног нет? – сонно пробормотал парень. – Я, может, и валенок, но глазастый. Поэтому и предложил обмен. Я тебе помощь, а ты мне… ну это. Науку.
И он уснул под взглядом ошарашенного Астре.
* * *Прошел тридень с тех пор, как они миновали реку. В последние ночи Хассишан два раза покрывалась инеем, но оттаивала. Серая каша облаков медленно перетекала на восточный край небесной тарелки, местами оголяя ее голубое дно. Снег она все еще держала при себе.
Воздух стал влажным, отчего вода добывалась куда легче. Впереди стелилась крапчатая пустошь в пучках желтой травы. За ней темнели громады стесанных ветрами коричневых скал. У подножия блестели точно стеклянные осколки полосы озер-миражей. Скоро должны были появиться гейзерные поля и жертвенное ущелье, за которым пустыня постепенно переходила в степь.
– Давай в игру сыграем, – предложил Элиас, оказавшийся неугомонным болтуном. – Я тебе придумаю загадку, а ты мне разгадку. Идет?
– Идет, – устало согласился Астре.
– Ни рожи, ни кожи. На обрубок похоже.
– Я, что ли?
– Пха-х! – Элиас даже согнулся. – Дурье! Это же полено!
– Я не виноват, что у тебя загадки странные, – нахмурился Астре, пытаясь почесать нос о плечо.
Он держался за Элиаса, руки были заняты, и это доставляло неудобства.
– Слушай, а ты почему никогда не смеешься? Болит что-нибудь?
Астре не ответил.
– Ладно, давай вторую загадку. По дороге идет, а ногами не касается.
– Издеваешься?
– Да почему издеваюсь-то?
– Опять я?
– Всадник на лошади! Ты что такой важный, чтобы я про тебя только сочинял?
– С чего ты вообще взялся загадки загадывать? – рассердился Астре.
Тело затекло, и ему хотелось поерзать, но он понимал, что тощему Элиасу куда тяжелее.
– А я это… Когда сказал, что ты сапог. В смысле, что ты сложный, как сапог. Это потому, что я сразу не придумал, как тебя обозвать. Потом уже придумал. Можно же разные слова брать. Вроде ребуса или еще чего.
– Значит, все-таки издевался?
– Да нет же! – Элиас перехватил его поудобнее. – Я просто учусь сравнивать хорошо. Ну, чтобы потом не сплоховать. Я все люблю хорошо делать. Ты давай тоже придумывай. Вот скажи, на что похож этот… как его… гейзер?
Астре вздохнул:
– Смотря в каком состоянии.
– Да в любом. Давай в двух словах про каждое.
Калека задумался, вспоминая, потом сказал:
– Голубая лужа. Вытаращенный глаз. Мокрая борода.
– А при чем тут борода?! – расхохотался Элиас, ссаживая Астре и хватаясь за живот.
Калека смутился.
– Я сначала хотел сказать про водяной столб, но это же и так столб, а ты просил сравнение. Я подумал, что это похоже на белую бороду из капель. Раз она из воды, то мокрая. Если в двух словах.
– О-хо-хо-й, парень, ты мне все косточки перетрясешь такими шутками!
Элиас утер раскосые глаза и скрестил ноги.
– Устал? Пить хочешь? – спросил Астре.
– Я попробую сам, – покачал головой Элиас. – А ты не смотри, а то я стесняюсь.
Он повернулся спиной, и Астре честно старался не пялиться на его светлую в рыжину голову и скелетоподобную фигуру, обернутую длинным плащом. Пару мгновений спустя Элиас затрясся. Калека едва не начал паниковать. Он подумал, что Элиас вышел из тела.
– Нет, я не могу сосредоточиться после этой твоей мокрой бороды! – заявил тот, содрогаясь от хохота.
– Несерьезный ты, – выдохнул Астре, протягивая ему ладонь.
Веснушчатый и толстогубый, с глазами, между которыми уместилась бы детская ладонь, Элиас обладал невероятным магнетизмом, который Астре не мог объяснить. В нем действительно обитал дух прималя, но концентрации на его вызволение пока не хватало. Судя по отношению к порченым, Элиас был ближе к Иремилу. Он не собирался зарабатывать убийством детей. У прималей много других дел в городах. Они могли якобы отгонять призраков, проклятия и несчастья. Лечить душевнобольных, это уже не притворно, а на самом деле. Толковать сновидения и проводить испытания для учеников. Но любому прималю нужно было доказать свои умения. Для этого они и пересекали Хассишан.
– Как ты думаешь, почему мы только прошлое видим? – спросил Элиас, выдирая из почвы желтый травяной гребешок.
– Потому что мы сосуды памяти, – пожал плечами Астре.
– А будущее как же?
– Я слышал, его знают провидцы. Они вроде прималей, только наоборот. Видят то, что случится. Правда, не всегда точно и на малое время вперед. Встречаются очень редко.
Слушай, – неожиданно загорелся Элиас. – Вот ты порченый и прималь в одном теле. А представляешь, если где-то родится сразу прималь и провидец? Он же все будет знать! Ну и скучная у него будет жизнь! Я бы удавился. А если сразу порченый, прималь и провидец? Это же вообще сумасшествие! Он даже будет знать, где и когда его поймают и убьют! Или его тогда не убьют?
– Вставай уже, – нахмурился Астре. – Болтаешь ерунду.
– Я еще не отдохнул!
– Я пока сам пойду, поднимайся.
И они отправились дальше. К череде низких вулканов. Туда, где начиналась долина гейзеров, объятых на рассвете пеленой пара. К невидимым дорогам, проложенным людьми, спешившими избавиться от порченых.
Чем ближе они подходили к жертвенному ущелью, тем сильнее на Астре накатывали страх и тошнота. Он не был в этом месте, только слышал о нем со слов Иремила. Но картины в воображении рисовались яркие и ужасающие. Открытая всем ветрам гробница добродетелей. Расщелина, полная пепла. Его несостоявшаяся могила, куда одного за другим подобно мусору сбрасывали рожденных в чернодни. Они ломались о камни и неподвижно лежали на дне, ожидая затмения. Через день или два глаз темного светила распахивался, обращая их в шелковистую золу.
– Что-то ты совсем смурной, – заметил Элиас в очередные темные сутки.
Они прятались в выемке у подножия скал, со всех сторон заросшей колючим кустарником и кактусами.
– Предчувствие плохое, – сказал Астре, жуя зеленую мякоть.
– Не верь ему, – отмахнулся Элиас. – Ты же не провидец.
– Ты прав, – согласился калека, укладываясь спать.
В ту ночь мысли о Сиине впервые потускнели. Астре снилось, что он падает в расщелину, а Элиас стоит на краю пропасти и смеется ему вслед.
«Ты же порченый! – вопит он. – Тебе там самое место!»
Проем между скалами сужается, становится толщиной с волосок, а потом и вовсе исчезает. Калеку накрывает тьма. В ее глубине вспыхивает черное солнце. Лучи-щупальца опутывают Астре. От прикосновения к ним
