Нико оставил их под брезентом и зашагал к лестнице, чувствуя в груди невыносимую тяжесть. Над этим кораблем словно замерла гильотина, и «Мурасаки» стал судном-призраком, где многие уже похоронили себя заживо.
Глава 8
Морозный шаман
Судмир – удивительное государство. Мне кажется, там живут очень смелые люди с горячей кровью. Порой они храбры до безрассудства. Это страна нововведений, и она ушла далеко вперед, тогда как остальной мир все еще топчется на месте в страхе перед наукой и экспериментами.
Но в то время, пока прогресс толкает Судмир к новым высотам инженерии, проектирования, архитектурных новинок и медицинских открытий, местная мифология не претерпевает никаких изменений, и в этом я нахожу необъяснимый контраст. Возможно, дело тут в традициях, соблюдаемых жителями свято.
По легенде Судмира, солнце – это золотой мяч, которым играют два розовых слона. Один стоит на западе и носит имя Закат, а другой – на востоке – зовется Рассветом. Собственно, из-за их шкур небо по утрам и вечерам приобретает алые оттенки. Но слоны становятся такими яркими только в тот миг, когда касаются хоботами светила. Это проявляет их, а в иное время они прячутся в голубизне дня или темноте ночи.
Мяч-солнце скатан из смолы и обвалян в золотом песке. Пока он медленно летит с восточного края неба на западный, крупинки осыпаются, и часть их становится бликами, а другая приклеивается к сводам потолка над планетой – так рождаются звезды.
Пройдя туда-обратно два раза, потерявший блестки шар чернеет, но Рассвет и Закат не замечают этого целые сутки. Потом они заново окунают мяч в золотой песок и продолжают игру.
Почему солнце сжигает людей и посылает в семьи порченых, легенда не рассказывает. Но не от того, что сочинителям не хватило фантазии. Просто древние судмирцы считали – если не говорить о беде, она не придет, а скажешь – тотчас приманишь. И у новых поколений, несмотря на изменившийся уклад, не возникло нужды копаться в неприятном. Потому каждый год, в середине шестого трида там, как и тысячу лет назад, отмечают «Праздник танцев розовых слонов» или «Слоновий день» и, кажется, ни о чем особенно не горюют.
(Из книги «Легенды затмения» отшельника Такалама)* * *Материк Намул, Царство Семи Гор, г. Унья-Панья, 5-й трид 1020 г. от р. ч. с.
Странное чувство подвигло принца взойти на борт «Мурасаки» вопреки страху и давлению. Нико прекрасно понимал, что не готов стать Седьмым и возглавить шествие. Он знал, что не подходит на роль духовного лидера для своего народа. И что план старика, по сути, невыполним.
И все-таки он был здесь, а не где-то еще. И каждый день проводил за разработкой стратегии, которой боялся.
Странное чувство не позволило Нико остаться в стороне. Судя по словам Астре, это и называлось совестью.
На стене каюты мирно тикали часы – искусная вещица из стекла, золоченого металла и розовой эмали. Плоский круг с блестящими цифрами держали два вставших на задние ноги слона, а над ними по тонкой проволочке ползал туда-сюда шарик, изображающий солнце. С каждым часом он сдвигался на одно деление вправо и к ночи должен был достичь хобота «западного» слона, а наутро вернуться к «восточному». Вдобавок, эта пародия на светило медленно поворачивалась вокруг своей оси, дабы к третьим суткам явить зрителю черную сторону.
Под часами располагался механический календарь, и отсчетный кружок в нем застыл на двадцать первом числе. Уже трид прошел с тех пор, как «Мурасаки» покинул порт Еванды, а Нико все еще бесился, глядя на судмирские предметы. Пароход и все его наполнение сделали на родине врагов, поэтому находиться здесь было тяжело. Но ни в одной другой стране еще не изобрели настолько быстроходных судов.
Со времен шторма жизнь на «Мурасаки» не отличалась разнообразием. Все постепенно знакомились и занимались рутиной. Сиина поставила женщинам задачу перешить белую ткань, закупленную Клецкой, в балахоны всех размеров. Яни старательно думала о хорошем и радовалась, когда погода была особенно ясная. Генхард тоже перестал хандрить, узнав о своей немаленькой роли в плане, где ему надо было изобразить настоящего соахийца, поэтому при любом удобном случае раздевался до штанов и загорал, чтобы кожа стала смуглой, как у настоящих жителей Террая.
Марх обучался у остроухов метанию ножей, и суровые чаинские наемники даже немного оживлялись и спорили, пока занимались с ним. Неугомонный Шивил без конца донимал Дорри и в конце концов таки вывел его из молчанки. Конечно, не без помощи Сиины и Астре. Эти двое играли роль настоящих родителей. А их, в свою очередь, как умел поддерживал суровый Зехма.
Поздними вечерами, когда старшие примальи уходили спать, принц усаживался на полубаке, среди молодых вед, и учился их языку. Это было самое приятное из всего, что происходило на «Мурасаки». Девчонки всегда улыбались и старательно заигрывали, но принц не раздражался. Их беззаботность и железная вера в Матерь были чем-то за пределами его понимания. Ни одна из вед и бровью не повела, когда Нико рассказал им про идею с кругами. Их не смутило даже то, что во время шторма Природа не явилась на помощь. И что их душами управлял Астре.
– Так это Матерь его и послала! – заявила Унара. – Ты погляди, княжич, мы все живые и целые. А все почему? Да потому, что Природа нас под крылом своим держит! Вот погоди! Выйдем в поле, и она всем вам покажет, как жить надо! Вознесет нас и скажет: «Слушайтесь их! И по уму живите!» Это все, княжич, для того сделано, чтобы единая вера по всему миру настала! Материна вера!
Слушая их, Нико невольно успокаивался. Женщины вообще обладали какой-то магией успокоения, и она действовала гораздо лучше, чем лекарства Кайоши, которыми тот не упивался только потому, что это вредило способности ясно мыслить. Они с Астре все больше напоминали Тавара и Такалама. Но Нико не собирался дважды ходить по граблям. Он уже сделал для себя выводы и решил, что всего должно быть в меру, поэтому не принимал до конца ни одну, ни другую сторону.
Беседы с Клецкой о плане занимали бо́льшую часть дня, а то и ночи, и терпеть его общество столько времени было тем еще испытанием. Нико не отличался хорошим характером, но Кайоши оказался абсолютно невыносим. Он страдал без своего дара, и его выводил из себя тот факт, что Астре так и не научился управлять всеми подряд. Калека, в свою очередь, осуждал бессовестные предложения сына Драконов, которыми тот пытался облегчить задумку. Находясь в одной каюте с этими двоими, принц каждый раз чувствовал себя
