– Наверное, – вздохнул Нико. – Если, конечно, мы доживем до этого будущего.
Глава 9
Сто три предателя
Большеречье занимает самую сердцевину Намула – земли вдоль берегов реки Неры – и иногда его называют мышиным пояском. Основу рациона жителей Большеречья составляет рыба, раки и речные растения. Поэтому неудивительно, что местная мифология связана с водой. В частности, с Повелителем небесных рек.
Говорят, это огромный великан, непостоянный, как водная стихия. Он знатный модник, и у него множество нарядов из разных тканей, которые он редко надевает два дня подряд. Основные из них, конечно, синие, голубые и серые. Но есть розовые и алые, как удивительно вкусная рыба, обитающая в Нере.
Тело Повелителя до того велико, что людям не видно ни его рук, ни ног, ни головы. Зато в дневное время прекрасно заметна золотая пуговица на кафтане – солнце.
Раз в три дня рыбы верхней реки поднимаются вверх по течению, чтобы метать икру, которая вскоре станет звездами. И обязательно в косяке найдется глупая рыбешка, которая примет пуговицу за блесну и откусит ее, оставив дыру в прекрасном наряде Повелителя. Это приводит его в такое бешенство, что воды неба чернеют на целые сутки и все рыбы оказываются прокляты. Людям тоже не стоит попадаться на глаза Повелителю в это время, потому как он и их считает рыбами.
На долгий чернодень верхний мир погибает, но потом великан успокаивается и возрождает небесную реку. Рыбы снова мечут икру, и Повелитель меняет наряды с алых на голубые или серые, потом снова на розовые, а в конце дня на роскошные вечерние, расшитые бисером икринок.
В отличие от небесной реки, земная не мертвеет, но гнев Повелителя достигает ее вод. Некоторые обитатели Неры от страха слишком долго прячутся под камнями, и проклятие так и не сходит с них, даже когда великан добреет и посылает миру лучи прощения через свою новую пуговицу. Порченая рыба не отличается от обычной и тем особенно опасна беременным женщинам, которые, проглотив хоть кусочек, могут навсегда навредить младенцу проклятием Повелителя небесных рек.
(Из книги «Легенды затмения» отшельника Такалама) * * *Материк Намул, Царство Семи Гор, г. Унья-Панья, 5-й трид 1020 г. от р. ч. с.
Надо же быть такими болванами. Вручить малознакомому человеку десять золотых аванса за одно только обещание работы! Даже не спросили о театре. Какие выступления, какие декорации будут. И вообще, умеют ли порченые петь? Как этот псих кудрявый умудрился выжить до сих пор с такой наивной душой? И колясник ему под стать – деньги есть, а ума ни на каплю. Ну хоть бы притащили с улицы честного затменника и проверили – правду Липкуд говорит или врет. Может, он вообще не шаман. Потом заключили соглашение, заверили как положено. А они – хоп! – и на тебе, Косичка. Получай десять золотых.
В общем, пусть пеняют на себя. Потому что у Липкуда ни театра, ни желания идти на этот клятый корабль. Хватило ему кораблей. По горло хватило. И порченых тоже. Туда же их вместе с кораблями.
Косичка сунул деньги за пазуху, широко улыбаясь, распрощался с дураками и пошел промочить горло в ближайшую пивнушку. Вместе с рассветом он собирался уйти из Унья-Паньи. Болваны мало того, что денег дали, так еще и согласились подождать Липкуда пару дней, пока он якобы закупит все нужное для костюмов и декораций, соберет театр и придумает подходящее выступление. Так что погони бояться не стоило.
У Косички не было никакого театра. Только сто три клятых предателя, из-за которых он оказался в тюрьме на четверть трида. На одной чашке холодной гречки с утра. Без молока, без масла. Собак и то лучше кормят. А начиная с восьмого дня и вовсе ожидалась голодовка.
Певун много чего переосмыслил, пока сидел в камере один-одинешенек. Только на ум ему пришло не то, чего ожидали порченые, а совсем другое. И как только подвернулся счастливый случай, Липкуд решил оборвать с затменниками все связи. Пусть живут как хотят. Им все равно никакой разницы, есть рядом Косичка или нет. А он будет скитаться по городам и наслаждаться свободой. Липкуд ой как соскучился по тридам без головной боли, когда не надо волноваться за животы еще ста человек помимо своего. Пусть сидят в своем дырявом пансионе и дохнут по одному от голода. Они сами так захотели. Липкуд плохой? Вот и отлично, значит, найдут хорошего.
Косичка брел по вечерней Унья-Панье, сунув озябшие ладони в карманы любимого кафтана, и мрачно оглядывал темные улицы. Какая-то собачонка, заливисто вереща, ухватилась за его сапог, и Косичка пнул ее под живот.
– Тупая шавка, – выругался он, прокашлявшись от дыма из бочки на углу, где жгли какое-то вонючее старье.
Такие бочки стояли почти у каждого дома, чтобы не захламлять свалки мусором, который можно было спалить. Правда, никто не учел кошмарного запаха.
– Ненавижу идиотов.
Косичка пнул консервную банку, и она с грохотом покатилась в проулок, напугав кошку.
– Липкуд? – послышалось из темноты.
Маленький силуэт вынырнул под фонарь, и певун увидел Хорхе – сутулого мальчика тринадцати лет, худющего, как мумия шамана, с длинной русой косой, перекинутой через плечо, и вечным кашлем. Хорхе держал в руках узелок и смотрел на Косичку во все глаза.
«Везет как Эйнару, – подумал Липкуд. – Они все давно должны быть дома. И чего он мне встретился?»
– Здравствуй и прощай! – Косичка махнул рукой и пошел дальше, испепеляемый взглядом правдолюбца.
– Эй! – крикнул ему Хорхе, шлепая по лужам и явно догоняя. – Ты куда? Ты почему не в тюрьме?
Он сипло закашлялся. Вот и нечего бегать с таким паршивым здоровьем.
– Я устал, я ухожу, – сказал Липкуд, не оборачиваясь. – Нашим скажи, что я все осознал и покинул город с первым рассветом, чтобы не запятнать его своей скверной душонкой.
– Да стой ты! – Хорхе схватил Косичку за рукав. – Ты почему не в тюрьме? Всего тридень остался! Потерпеть, что ли, не мог? Ты же знаешь Матильду!
– О, я знаю Матильду! – воскликнул певун. – Она была права. В тюрьме я все осознал! Я понял, Хорхе, что я паршивый человек! Я хотел, чтобы вы жили в достатке, здоровые, с целой крышей над головой. И при этом не научился создавать из воздуха ни еду, ни лекарства, ни даже несчастную черепицу. И пришлось мне, негодяю, грабить мерзких богачей, которые издеваются над вами, и кормить вас на эти деньги. Ах, какой же я гад!
– Но Матильда права! – выпалил Хорхе. – Мы за тобой не для того пошли, чтобы ты такое творил. Ты обещал, что мы будем
