На большую землю Сиина смотрела издалека, с борта «Мурасаки». Ни она, ни другие члены семьи не изъявили желания прогуляться по Унья-Панье. Говорили, что там порченые ходят по улицам, как самые обычные люди, только в волосах у них черные ленты. Кусочек материи взамен смерти. Сиине было трудно в это поверить, и она не решилась сойти с парохода, а без нее и Астре никто из детей даже не подумал о таком.
Но смотреть на другое государство отсюда, из безопасного убежища, отделенного от пирса полоской сияющей ночными огнями воды, девушке нравилось. И нравился, хотя и пугал, веселый шум набережной. Сиина пыталась разглядеть людей, но попортила зрение вязанием и шитьем при тусклом свете, поэтому плохо видела вдаль и могла только гадать, как выглядят намулийцы и где среди них гуляют Кайоши и Нико, отправившиеся на берег встретить морозного шамана и провести ему экскурсию по кораблю, чтобы он знал, с чем имеет дело.
– Так и не пошла? – спросила Олья, подойдя к фальшборту.
– Нет.
Порченая мельком глянула на веду и не смогла удержаться от мысли о том, какая же она красивая, особенно в этом ярком платье. И Сиине стало неловко стоять рядом с Ольей, будто красота руссивки делала шрамы на лице порченой еще безобразней. Словно показывала, каким должен быть человек, а каким не должен.
– Мы тоже не пошли, – сказала веда, лузгая семечки и сплевывая шелуху в темную воду. – Уже тридень тут сидим и гляделки на берег пялим, а не идем.
– Почему?
– Да страшно как-то. – Олья присела на парапет. – Мы к такому не привыкли. Княжна говорит, в этом рыжем царстве колдуны в почете, а не как у нас. Боятся их, а уважают все равно. И они могут, как обычные люди, туда-сюда по улицам расхаживать. И правду говорит, знаю, что правду, при Матрохе разговор шел. Умом понимаю, а сердцем нет. Страх там засел. От рождения засел, это так просто не выкорчуешь.
Порченая невольно улыбнулась.
– Чего ты? – нахмурилась Олья. – Смешно, что я трусиха?
– Нет. – Сиина плотнее укуталась в шаль. – Просто я думала о том же самом. Нам на Валааре тоже житья не было. И тоже страшно на берег идти, хотя тут и порченым гулять можно. Только и надо черную ленту в волосы вплести. Но у меня одна трясучка от мысли куда-то выйти. Всю жизнь прятались. Теперь дальше корабля ступить боязно.
– А у нас нет порченых, – отозвалась Олья. – Это вы тут, на западе своем, с ума сходите. Напридумывали ерунды всякой и сами боитесь. У нас нет порченых. У нас только особенные есть. Даровитые. У брата моего, Петро, отметины на лице, как у тебя. Ох и трус был, пока не вырос. А как вырос, так стал беды всякие предсказывать. Не всегда попадал, но частенько. И перед свадьбой мне сказал, что нехорошее чувствует, а я не послушала.
– У тебя свадьба была? – удивилась Сиина.
– Была, да под лавой утопла, – грустно улыбнулась Олья, протягивая ей горсть семечек. – Жених мой сбежал, когда узнал, что я веда.
– У нас бы тебя уважали, – сказала порченая, чувствуя себя виноватой за вопрос.
– А у нас тебя, – хмыкнула Олья.
Они переглянулись и улыбнулись друг дружке. Сиина больше не чувствовала прежнего неуюта рядом с красивой девицей.
– Слушай, – нагнулась к ней Олья. – Колись давай, кто тебе нравится? Княжна или Глаза-бирюза?
– А тебе кто?
– Эй, ты нечестная! Я первая спросила!
– А вот не скажу, пока сама не признаешься.
– Да княжич конечно, – вздохнула веда. – Сохну по нему, как вишня перезрелая. А он хоть бы улыбнулся лишний раз… И девонькам не расскажешь. Такая обида сразу будет, что хоть утопись.
– Это почему? – удивилась Сиина.
– Да как же, – нахмурилась Олья. – Я-то почти замужем была, а они и губ любимых не нюхали. Так что мне вроде как нельзя теперь влюбляться. Надо им уступить. А то я ведь красивая, только глазками стрельну и уведу его у всех. Такая вот незадача.
Веда встрепенулась и пихнула Сиину локтем:
– А ну давай колись, девчушка-хитрушка! Тебе кто нравится? Княжна или княжич?
– Да ни один, – улыбнулась порченая.
– Врешь! – не поверила веда.
Сиина подперла подбородок ладонями и весело посмотрела на Олью.
– Ой, ну хватит, не томи! Морошке скажу тебя покусать! Вижу же, что нравится тебе кто-то!
– Ой, да стыдно мне, – шепнула Сиина, жгуче краснея. – Смеяться будешь, если скажу.
– Не буду, – пообещала веда.
– Я его даже не видела никогда, – призналась порченая. – Только сегодня увижу.
Веда застыла с приоткрытым ртом и шелухой, прилипшей к губе. Сиина не выдержала и расхохоталась. И поняла, что смешно ей больше не от вида Ольи, а от волнения.
Пришлось рассказывать про морозного шамана с Намула и про то, как он спас Сиину в зимнюю ночь на Валааре.
– Это, знаешь, так странно было, – улыбнулась порченая. – Как будто я изнутри человека увидела. А он там такой хороший, такой добрый, прямо сил нет! Я же сначала думала, что это Кайоши меня спас. И никак поверить не могла, когда его встретила. А потом решилась и заговорила с ним. А он мне и сказал, что другой человек снег растопил и меня к дому вывел и что мы обязательно встретимся в Намуле! Ой, мамочки, тебе рассказываю, а у самой аж ноги трясутся.
Сиина потрогала пылающие щеки.
– И это сегодня он явится на корабль?! – всполошилась Олья. – Этот твой шаман? Сегодня же! Княжна и княжич за ним поплыли!
– Ага, – выдохнула Сиина. – У меня сердце заходится… Прямо сил нет…
– Ты сдурела совсем?! – вспыхнула Олья. – Стоишь тут в старой шали, не расчесанная толком! А ну пошли быстро! Я тебя приодену хоть. Нам бабоньки платьев кучу надавали!
– Да не надо, – возразила Сиина. – Краше не стану все равно. Я же видишь какая.
– Бестолковая ты, вот какая!
– Да мне все равно Княжна с ним знакомиться запретил пока что. Он же не знает про затмение. Я просто одним глазком на него посмотреть хочу.
В этот миг сквозь шум и уже привычную иноземную речь прорвался совершенно новый говор, какой порченая никогда еще не слышала. Он не походил на грубый, словно тесанный топором, руссивский или по-змеиному шипящий язык Соаху, которым Нико частенько ругался. Не был похож и на чаинский, мелодичный и тихий, вежливый и странный, полный коротких слов. Этот язык звучал как песня, как мелодия. Люди так растягивали гласные, что не было понятно, в каком месте закончилось одно слово и началось другое.
Сиина посмотрела в сторону трапа. На палубу подняли в лодке несколько человек, и вслед за креслом Кайоши остроухи опустили на доски порченую девочку в тележке с колесами. Не дожидаясь остальных, она тут же принялась лавировать между
