Ни один мускул не дрогнул на лице воина. Он подошёл к старому вождю и тихо сказал:
— Я уезжаю.
— Тебя обидели насмешки моего сына?
— Он ещё пожалеет об этом. Прощай!
Трижды взошло солнце, прежде чем собаки домчали Большого Орла до стоянки его племени. В лагере все готовились двинуться на юг.
— Собирайся скорее, мы покидаем эти места! -кричали мужчины Большому Орлу, когда тот проезжал по селению.
— Не ждите меня, я догоню вас, — отвечал он…
Красная Сова слушал очень внимательно, боясь пропустить хоть слово — больно уж эта сказка была похожа на его собственную историю — и вдруг насторожился, поднес палец к губам и обернулся к деревне… В следующий миг и бледнолицые услышали быстрые шаги, а еще через мгновение увидели Текса, выпрыгнувшего из мрака подобно тому самому койоту из сказки.
— А, вот и ты, моя любовь! Не ожидал тебя увидеть раньше полудня. — приветствовал его Ричард и слегка потянул носом… ноздри тут же наполнились убийственно-сладкой смесью розового масла, разогретого меда и семени, щедро пролитого обоими любовниками. Дикие сливы и благородная смола смущенно прятались за этим бесстыдным шлейфом. По тому, как раздулись ноздри и сошлись в линию брови Красной Совы, Декс понял, что индеец-альфа тоже разнюхал аромат двойного сладострастия.
— Ты почему бродишь здесь? Ступай… спать, до рассвета еще далеко.
Даллас, веселый и хмельной, сидел у костра в компании одного из его близнецов-охранников и команча, кажется, того самого, чей недобрый взгляд Текс заметил, когда Лунный Олень подсел к нему в палатке вождя. Кажется, им троим было хорошо, и ковбой, нарушивший их круг, ощутил сперва смущение, совсем как когда-то в детстве, когда подслушивал беседы взрослых, и такую же обиду, когда они обнаруживали мальчишку и отсылали его спать к себе в комнату.
Но, по тому, как дрогнули ноздри Ричарда и застыло его лицо, о-Сойер тут же догадался, что от него все еще несет другим течным омегой, и обругал сам себя за то, что не догадался для начала хотя бы ополоснуться у ручья. Неудивительно, что Даллас не желал видеть его в своей компании, покуда запах предательства не выветрится. Но Текс сомневался, что это произойдет до завтрашнего полудня, а поговорить и попросить у истинного прощения, если даже придется вымаливать его на коленях, ему следовало не откладывая. Хорош же он будет, если сейчас развернется и уйдет, как ни в чем не бывало!
— Дик, я искал тебя. Без тебя для меня нет ночи и рассвет тоже не настанет. — сказал он тихо, глядя себе под ноги и сполна ощущая наказание в виде двоих свидетелей своего раскаяния.
Ричард пружинисто поднялся на ноги — как будто и не накачался под завязку сладкой водкой — и учтиво обратился к индейцу:
— Прости, Красная Сова, я закончу сказку в другой раз. Ты сам видишь, что мой муж искал меня повсюду, и предъявляет законные супружеские права.
— Чту обычаи твоего народа, Зовущий Реку, и терпение ваших мужей, — величественно ответил индеец, и если у команчей есть интуитивное понятие о сарказме, можно было не сомневаться: это он.
— Пойдем, — тихо сказал Декс, крепко взял младшего мужа за локоть и вывел из ярко освещенного пространства под защиту ночных сумерек.
Удалившись на достаточное расстояние от сторожевой зоны, но не дойдя до хижин, альфа остановился, достал из кармана фляжку, отпил немного и передал Тексу:
— Глотни, если хочешь. — и, пока ковбой решал, хочет ли он сделать глоток, Черный Декс спокойно и холодно поинтересовался:
— У вас с Лунным Оленем что-то пошло не так? Вижу, ты разочарован.
Текс взял фляжку, покрутил ее в руках, по-прежнему не имея смелости взглянуть Дексу в глаза, и, решив, что хуже уже не будет, приложился к узкому горлышку. Обжигающее пойло ударило в нос, он прижал к нему пальцы и, зажмурившись, тряхнул головой. От спокойствия альфаэро веяло могильным холодом, и Сойер мельком подумал, что брань и даже побои принял бы с большим облегчением, чем его подчеркнутую отстраненность.
Однако, вопрос повис между ними тонкой паутинкой надежды на лучшее, и требовал честного ответа.
— Да с ним все с самого начала не так… Вернее, он-то ни при чем. Это я… я был неправ, сделал неверный выбор. И сожалею теперь о нем. — Текс на мгновение вскинул на Ричарда глаза, но их окружала такая темнота, что вряд ли альфа сумел разглядеть в них ту боль, которую теперь испытывал неверный и наказанный за легкомыслие супруг.
Он протянул Далласу фляжку и замер, ожидая приговора.
Темная половина души Черного Декса торжествовала при виде разочарованного изменника, чувствуя, как медовый соблазн обернулся тошнотворной липкой сладостью, а горделивая спесь альфы — растерянностью и стыдом омеги… Благая же часть была полна сочувствия к посрамленному любовнику, обманутому в своих надеждах на незабываемое блаженство.
Ричард Даллас хорошо помнил буйные юношеские годы: как тяжело переживалось постельное фиаско, какой муторной тоской наполнялась душа после соития с кем-то, кто очень старался, но так и не сумел стать большим, чем доступное тело.
Проще всего — и, наверное, правильнее — было бы крепко обнять мужа, прижать к тяжело бьющемуся сердцу, покрыть поцелуями его несчастное, опрокинутое лицо и вырвать из собственного сердца обиду, как докучливый сорняк. Если бы только не приторный запах чужой течки, яркий, явственный, назойливый — казалось, Текс насквозь пропитан омежьим секретом Лунного Оленя, и мед с розами проступает наружу сквозь поры. От этого тошнило и хотелось убивать.
Ричард прежде не замечал за собой подобной щепетильности, он спокойно ложился в постель с Тони, еще не остывшим после предыдущего клиента, в бытность того новоорлеанской шлюхой, да и со всеми прочими любовниками не разнюхивал оттенков, поскольку был равнодушен к их верности. С Тексом, как всегда, все оказалось по-другому… сложнее, больнее, трепетнее… пора бы ему уже привыкнуть к этому.
— Текс… — выдохнул Ричард и сжал резко заболевший лоб. — Ох, Текс… Никогда не сожалей о сделанном выборе. Верный, неверный, хороший, плохой — все это пустые слова. У каждого выбора есть последствия и цена. Важно лишь, что ты выбираешь и решаешь сам, а не оставляешь это кому-то другому… или не обвиняешь его, что тебе не дали выбора. Если кто сегодня и ошибся, так это я. Я думал, что ничего не почувствую, если ты ляжешь в постель с другим, но я ошибся. Мне и думать об этом невыносимо, не то что смотреть… или вдыхать…
Он отвернулся и, закрыв лицо руками, пробормотал:
— Уйди, Текс, уйди… ложись спать… Оставь меня одного! Я должен как-то справиться с
