— последствия и цена… не обвиняешь его, что тебе не дали выбора… — эти слова, сказанные Ричардом, могли бы пролить свет истины на причины всего случившегося сегодня с ними. Но Текс был слишком поражен тем, что Даллас не стал упрекать или обвинять его в измене, а вместо того заговорил о собственной ошибке и ее ужасных для них обоих последствиях.
Пусть его ошибкой было дать Тексу принять решение за них обоих, но ошибкой самого Текса было поддаться соблазну и тем самым пребольно ранить любимого в самую душу. И он, дурак, еще вообразил себе, что истинному будет приятно участвовать в том, что иначе как грязным блудом и не назовешь!
Теперь Декс справедливо отсылал его прочь от себя, честно признаваясь в том, как ему отвратителен поступок мужа и запах измены, пятнающий его честь. Но в ноги ковбоя будто бы вцепились высунувшиеся из-под земли пальцы покойника-Тони, чей голос тем временем визжал ему в самое ухо:
«Не вздумай бросать его с этим бременем наедине! Отвечай уже за то, что сотворил!»
— Не уйду. Прости. Никто другой мне не нужен. Теперь мой выбор оставаться с тобой всегда. В болезни и в здравии, в горе и в радости… — он шагнул к фигуре мужа, скорбно застывшей памятником собственной ошибке, и его руки бережно опустились на его напряженные плечи. — и я готов принять его последствия прямо сейчас…
Декс дрогнул, но не стал разыгрывать королеву драмы и не отстранился; нащупал в темноте ладонь мужа и прижал ее к своему пылающему лбу, чтобы успокоить лихорадочное биение пульса.
Текс решился и первый обнял его, он ответил на объятие, потом они обнялись еще крепче и простояли так несколько минут, смешав дыхание и слушая биение сердец друг друга.
— Сними рубашку, — потребовал Декс и, не дожидаясь, пока ковбой сделает это, принялся сам срывать с него ни в чем неповинный предмет одежды. Ткань трещала, и пуговицы, вырванные с мясом, сыпались в стороны, как пули.
Вскоре Текс остался с обнаженным торсом и, тяжело дыша, выжидательно смотрел на мужа — в его позе и выражении лица не было ни намека на страх или слабость, только мягкая покорность, готовность принять что угодно, хоть поцелуй, хоть удар ножом.
Он был прекрасен… настолько прекрасен, что низ живота у альфы немедленно напрягся, член налился горячей тяжестью, и все было бы просто и чудесно, если бы не запах меда и роз, все еще текущий по коже ковбоя, и еще не до конца смытый ароматом кофе и лимона.
— Черт тебя подери, Текс Сойер а-Даллас, что ты творишь со мной! — наполовину простонал, наполовину прорычал Ричард и толкнул ковбоя в направлении хижин.
— Пошли! И молись, чтобы у Падающего Дождя в типи нашлись нужные травы и камни…
Похоже, Даллас простил ветреного мужа, но задумал провести целый магический ритуал по изгнанию запаха течного омеги и его самого из их супружеской постели. Хотя Текс надеялся, что Лунный Олень, проснувшись и не обнаружив рядом Белого Ездока, все сам поймет и отправится восвояси.
По первому впечатлению, так оно и было, но в итоге оказалось несколько проще и грубее, чем уже успел напридумать себе Сойер. Падающий Дождь сам встретил их на пороге своей хижины, стоящей так же особняком от прочих, и куда-то загадочно поманил, не говоря Ричарду и ему ни слова. Они последовали за шаманом, будто заколдованные, и вскоре все трое вышли к другой хижине, чуть пониже и пошире, стоящей возле ручья. Внутри дымил очаг, над которым грелся большой медный котел с водой, и на земляном полу вместо шкур лежали лишь решетчатые подмостки из толстых жердей, отполированные до блеска босыми ногами и обнаженными телами тех, кто приходил сюда… помыться.
Текс вздохнул с облегчением: все-таки скинуть остатки одежды и поплескаться в теплой воде — это было просто и понятно, в отличии от участия в каком-нибудь магическом ритуале с непременным жертвоприношением и плясками… Кроме того, их с Ричардом лица все еще были разрисованы красными полосками, нанесенными рукой шамана, и эта краска успела как следует присохнуть к коже. Это слегка раздражало Текса, не привыкшего носить ритуальные рисунки на теле, и ему хотелось побыстрее смыть эти знаки, что бы они там ни означали для индейцев. Ричард наверняка хотел того же ничуть не меньше, если не больше самого Текса.
— Оставьте старую кожу снаружи. — сказал шаман, прежде чем нырнуть внутрь хижины с пучком трав в одной руке и горстью гладких речных камней — в другой.
Текс понял, что индеец намекает на одежду и, быстро скинув сапоги и джинсы, подступил к Ричарду, даже не скрывая от него собственное возбуждение, возникшее в тот момент, когда альфаэро буквально разорвал на нем рубашку:
— Давай я помогу тебе снять сапоги и… все остальное. — он опустился перед мужем на колени, радостно ощущая, как его свежий кофейно-лимонный аромат начинает доминировать над приторным медом и розовым духом сына вождя.
Даллас не стал возражать, но, пока Текс бережно высвобождал его ступни из плена обуви, успел сдернуть галстук, снять жилет, рубашку и ремень с кобурою; все это без церемоний полетело на землю, в компанию к одежде ковбоя. Затем очередь дошла до штанов, и Декс, пошире расставив ноги, как будто заново уступил инициативу молодому супругу:
— Не скромничай… — хрипло бросил он.
— Не буду… — прошептал Текс, и, с удивительной ловкостью справился с пуговицами и основной застежкой, запустил руку в штаны мужа и вытащил наружу стоящий член.
Джинсы сползли на бедра альфаэро, а он тем временем, положил руку на затылок ковбоя и приблизил к себе Текса так, что член почти ткнулся тому в лицо.
Рот Сойера наполнился слюной от волны густого запаха альфы, к которому примешивался еще и запах возбужденной плоти. Жесткая ладонь Ричарда сказала ему даже больше слов, а налитый желанием член манил так, как ни одно лакомство в мире.
Текс кратко взглянул в лицо мужу, обвел губы языком и приник ими к темному навершию, придерживая могучий ствол Далласа одной рукой, а другой обняв собственный. Сдерживая собственное нетерпение, он сосредоточился на возлюбленном и медленно заскользил влажными губами по его члену, вбирая его все глубже и обнимая все плотнее. Его ладони начали собственный танец в том же ритме, а ладонь мужа мягко, но настойчиво управляла движениями головы, то понуждая почти выпустить горячий ствол из слишком тесного плена, то заставляя насаживаться на него как можно глубже и чаще…
Ощущая подступающее все
