Он вернулся к жаровне, перевернул мясо, всыпал в сковородку щепотку каких-то пряностей, и небрежно заметил:
— С утра заходил Лунный Олень, справлялся о тебе и хотел пригласить на завтрак с тортильями и шоколадом. Я не стал тебя будить, моя любовь… и не стал в ответ приглашать его к нашей трапезе. Простишь мне подобную нелюбезность? Теперь, когда ты проснулся, решение за тобой, как и раньше.
Все было хорошо и даже прекрасно — но ровно до момента, когда Даллас упомянул про визит Лунного Оленя. Положа руку на сердце, Текс очень рассчитывал на то, что получив требуемое, сын вождя покинет их типи и больше никогда не появится на этом пороге. Но у индейца хватило дерзости, чтобы не просто придти к Ричарду, но пригласить чужого младшего мужа, то есть Текса, на завтрак — так запросто, словно это было в порядке вещей! Хотя… похоже, Текс и впрямь почти ничего не знал о заведенных в племени Синего Облака порядках.
А еще он не знал, что теперь делать — Ричард ловко подсунул ему очередную задачку с выбором, не дав никаких своих оценок или рекомендаций, не говоря уже о том, чтобы сделать выбор и принять решение за самого Текса. Точнее, решением Далласа было не будить его и не отвечать индейцу взаимным приглашением к трапезе… Что ж, это было честно с его стороны, а значит, испытание честностью должен теперь выдержать и сам Сойер. И это оказалось совсем не так просто, как произнести вслух: клянусь, что больше никогда…
«Никогда что? Не захочу никого, кроме альфаэро? Или не лягу ни с кем, кроме него, даже если и захочу? А что если по индейским обычаям нельзя отказывать омеге, да еще и сыну вождя в его желаниях? Откажешься — и проснешься поутру без кожи на голове… бррр…»— мысли о неприятном роились в немного тяжелой от сна голове ковбоя гудящим пчелиным ульем, но решения, которое следовало принять, среди этих самых пчел пока не наблюдалось. А медовых воспоминаний случилось вдруг в изобилии…
Если бы не Ричард, то, наверно, все было бы куда проще между ним и Лунным Оленем. Текс нашел-таки в себе смелость признать, что юный омега приглянулся ему ладным гибким телом, одно воспоминание о покорной податливости которого вызвало стыдное желание повторить с ним это еще не единожды… Но так могло быть лишь в том случае, если бы в его жизнь не пришел его истинный. Конечно, было смешно и нелепо сравнивать их даже в мыслях. Омегу он хотел покрыть, как альфа, и сделал это, чтобы утвердиться в том, что его альфовья природа ему не изменила. Но Ричарда он любил всем собой: и альфой, и омегой. С ним он хотел засыпать и просыпаться каждый день, с ним хотел объехать пол-мира, но даже если бы их путешествие закончилось в Новом Орлеане, он был бы на него не в обиде. Потому что в момент расставания с ним понял — его дом там, где Ричард Даллас. И если сейчас это индейское типи, то в нем есть место только им двоим.
— Конечно, о чем ты! Я… удивлен, что он вообще сюда приходил, и… благодарен тебе за то, что ты не стал приглашать этого омегу позавтракать с нами. А… его отец не рассердится на тебя за то, что ты так поступил? — спросил он, вдруг обеспокоившись не за себя, а за Ричарда. — Мне бы не хотелось стать той самой шкурой бизона, не уступив которую друг другу два приятеля-койота стали лютыми врагами… — сказка, которую часто рассказывал ему о-Чикао, вдруг услужливо сама всплыла из памяти.
Ричард хитро — не хуже койота — улыбнулся и приподнял правую бровь, словно бы говоря: «не знаю, не знаю, гарантий нет…», но потом все-таки решил не дразнить по-настоящему взволнованного Текса, и сказал спокойно и серьезно:
— Не тревожься о вожде. Синее Облако не владеет ни твоей жизнью, ни моей, а тело Лунного Оленя принадлежит только ему самому, и он распорядился им так, как захотел. Любовь моя, ты, сам того не зная, оказал вождю огромную услугу: теперь предсказание шамана считается сбывшимся, и Синее Облако сможет просватать своего гордого сына за Красную Сову… а тот только того и ждет. У Лунного Оленя теперь нет причины отказываться войти в шатер к столь храброму и сильному воину. Ну… разве что ты позовешь его еще дважды, а после попросишь меня о том же. И тогда мне нужно будет идти к вождю, дарить ему оружие — лучше всего огнестрельное, и деньги — лучше всего серебряные американские доллары, — и просить Лунного Оленя себе в младшие мужья.
Декс подцепил ножом кусок мяса, уложил его на гладкую доску, бросил рядом пучок зелени, добавил из котелка пару ложек тушеной чечевицы, и поставил импровизированный поднос на колени мужа:
— Ешь. Не знаю, как ты, но лично я зверски голоден.
Он забрал себе второй кусок мяса и впился в него острыми зубами; на пару минут воцарилась тишина, а потом Декс сказал:
— Оружия и денег мне не жалко, но я бы лучше заплатил втрое, чтобы никогда не видеть Лунного Оленя. Я мог бы иметь двадцать младших мужей, если бы захотел, и вот, Текс Сойер, представь себе: мне не нужен никто, кроме тебя. У меня лишь одна жизнь, и делить ее с толпой омег было бы расточительством. И свободу свою я могу подарить только однажды… но я это уже сделал две недели назад, на нашей свадьбе.
Текс принял от Ричарда поднос с едой, но так и сидел, не притронувшись к ней и переваривая сказанное им про то, что младших мужей может быть больше, чем один. Живя на ранчо, он никогда и не слыхал о чем-то подобном, в его представлении и в тех подтверждениях, что он повсеместно наблюдал вокруг, брачный союз предполагал наличие только двоих супругов: альфы и омеги, омеги и беты, двух бет… Выходит, у индейцев это устроено иначе, и Синее Облако действительно был в своем праве брать столько мужей в свою постель, сколько хотел.
Представив, что в их с Ричардом постели мог бы появиться кто-то третий на постоянной основе, а-Сойер тут же соблазнился тем, что так надеялся получить прошлой ночью — если бы Декс только захотел, то мог просто взять его, пока он сам вертел на узле податливого омегу… Но о-Сойера сама постановка вопроса
