Индеец лежал на боку, слегка раздвинув ноги, пока его пальцы, влажные от любовного сока, скользили по коже Текса, вычерчивая на ней какие-то неведомые узоры или рисунки, и его небольшой, как у омеги, член, тоже уже стоял, покачиваясь в такт движениям рук. Сойер опустил на него ладонь и принялся поглаживать его и мошонку, как делал бы это самому себе или Ричарду. Но омега удивленно взглянул на него и, положив сверху свои пальцы, уверенно передвинул кисть Текса ниже, как раз туда, где у омег и альфа-омег находилась тайная щель во врата плодородия…
— Ты что? Ты хочешь, чтобы я тебя… прямо туда? — обескураженно спросил Текс, вовсе не ожидавший такого поворота.
— Ты не хочешь? Тебе не нравится Лунный Олень? — темные глаза команча расширились и его брови взлетели вверх, придав лицу какое-то совсем детское выражение.
— Нет, ты мне нравишься, очень… просто если мы это сделаем так, то… то у тебя может случиться ребенок…
— Ребенок? — это слово как будто было индейцу незнакомо, и Текс даже сел и показал ему жестами, как если бы у него на руках был младенец:
— Ну да, ребенок, малыш… маленький человек.
— А, онаа! — на своем языке произнес индеец и радостно кивнул — Да, все так.
— И ты что же… хочешь от меня ребенка?
— Так сказали духи. Они прислали тебя сюда, чтобы ты дал мне онаа. — индеец улыбнулся и кивнул, чтобы странный бледнолицый понял его и они продолжили. Но Текс вдруг ярко вспомнил Тони и его сына, и обернулся, ища Ричарда. В таком важном вопросе он не мог не спросить его совета.
Даллас сидел на соседнем ложе, Сойер смутно видел его силуэт в полумраке типи, но если глаза его подводили, не давая рассмотреть выражение лица любимого, то ушам и голосу тьма не была препятствием:
— Дик, Лунный Олень хочет, чтобы я сделал ему ребенка! У него, похоже, полный цвет…
— А я тут при чем? — немного нервно усмехнулся альфаэро, занятый раскуриванием трубки. — Если тебе и в этом нужна моя помощь или компания — нет уж, уволь… Справляйся сам. Обрюхатить течного омегу в полном цвету, такое же плевое дело, как пару раз затянуться.
Трубка у него как раз задымилась, и Даллас выпустил в темноту клуб ароматного дыма: это позволяло отгородиться от любовников прозрачной завесой, и хоть немного приглушить терпкий и дразнящий запах возбужденного Текса и приторно-сладкий запах омеги, от которого Далласа уже тянуло блевать. За несколько минут, прошедших с начала действа на соседнем ложе, альфа успел сто раз проклясть свою дурацкую щепетильность и пожалеть о разрешении, данном младшему мужу, но забрать слово назад Черный Декс не мог.
Ричарду, похоже, было все равно, ну или он снова оставлял это решение Тексу. Ковбой молча кивнул, внутренне согласившись с тем, что Дик ему здесь точно не помощник, и решение придется принять единолично. Самолюбие Сойера несколько царапнуло то, что Даллас, согласившись с его выбором, сам предпочел отстраниться, хотя мог бы стать третьим на ложе, и получить самого Текса так же верно, как если бы они были с ним вдвоем. Но раз альфаэро была сейчас милее компания трубки, что ж… он тоже уважит его выбор.
Решив для себя сомнения в пользу Лунного Оленя, ковбой снова улегся рядом с ним и теперь уже довольно смело дотронулся до входа в тайные врата. А индеец поймал в свои ладони его член и принялся мягко покатывать его между ними, как будто трут. Эта необычная ласка заставила сердце Текса забиться быстрее, и сделала его собственные движения более нетерпеливыми.
Влажная щель между ногами индейца подалась и пропустила в себя его пальцы так же легко, как спелый плод гуавы пропускает в свою сочную мякоть ложку. Втрое отверстие омеги тоже текло вовсю, и, чтобы доставить ему двойное удовольствие, Сойер принялся исследовать и его тоже — переместив пальцы на кольцо заднего прохода, он склонился к тайному входу и провел по влажным припухшим створкам языком.
Индеец выпустил его член и лег на спину, пошире раздвинув ноги и закрыв глаза, но его горло при этом не производило никаких звуков и дыхание оставалось все таким же ровным, как если бы он не лежал на ложе страсти, а сидел в кругу своих ближних и внимал речам отца. Текса немного удивила подобная отстраненность, но он не стал морочить себе голову еще и этим, верно расценив перемену позы, как призыв к тому, чтобы перейти к главному действию.
Приподнявшись над ним и устроившись между коленей юного омеги, он направил в тайный вход свой член и, надавив, погрузил его в щель на пол-дюйма. Дальнейшее движение встретило какое-то препятствие, словно вход сильно сужался или что-то сопротивлялось проникновению. Индеец оставался бесстрастным, только чуть плотнее сжал губы и немного чаще задышал — и Текс сообразил, что ему, должно быть, больно. Тогда он подался назад, но сильные пальцы Лунного Оленя тут же стиснули его запястье и темные глаза раскрылись и уставились на него, а губы зашевелились:
— Будь смелым, Белый Ездок, Лунный Олень умеет терпеть боль, Лунный Олень не будет мстить тебе за нее.
А-Сойер мгновенно ощутил в словах омеги обидный намек и вызов собственной храбрости, и, стиснув зубы, несколько раз качнул бедрами вперед, прорывая преграду. Ему показалось, что что-то там внутри тела индейца лопнуло или разошлось, Лунный Олень все-таки дернулся и прикусил нижнюю губу, и до ковбоя отчетливо долетел солоноватый запах той жидкости, что у всех пахнет одинаково. Запустив туда руку, он ощутил липкую влагу, и, поднеся пальцы к носу, убедился, что так оно и было — темные пятна на них были пятнами крови…
Остановив себя, Текс дотронулся чистыми пальцами до щеки любовника, чьи глаза все еще были зажмурены, а губа закушена, и спросил:
— Мне продолжить или ты хочешь… отдохнуть? — в последний момент он решил пощадить гордость команча и употребил другое слово вместо «прекратить», которое хотел сказать поначалу.
— Лунный Олень вынослив, Лунный Олень не устал. Продолжай, бледнолицый брат мой. — прошептал юноша, хотя Текс уже понимал, что особого удовольствия он ему не доставляет. Сойеру на какой-то момент захотелось снова привлечь внимание Ричарда, но тот напустил между ними и собой столько
