— Вот я и дожил до того дня, Декс, когда ты привез на мою землю избранного тобой мужа. Выполни теперь и ты свое обещание.
— Да, старый пройдоха, твои боги тебе улыбнулись и подшутили надо мной… Я помню, когда мы в прошлый раз пили из чаши дружбы по десятому разу, я обещал, что если когда-нибудь впаду в безумие и возьму себе мужа, то привезу его к тебе…
-…И?
-…и гордость твоего надменного сына не устоит перед очарованием моего избранника, и Лунный Олень наконец-то решится познать то, что позволит ему продолжить род… Видишь, так и случилось.
— Что ж, ты держишь слово, охотник, и я тоже не буду противиться. Пусть Лунный Олень познает свое тело и наслаждения ложа, а тот, кого ты избрал, познает моего сына… Боги шутят, значит, нам тоже следует веселиться этой ночью. Давай же пить, но не так, как делаете вы, бледнолицые, а так, как делаем мы.
С этими словами Синее Облако поднес к губам выдолбленную половину тыквы, наполненную чистейшей кактусовой водкой вперемешку с холодным соком гуавы, сделал несколько больших глотков и передал «чашу дружбы» Дексу; разбойник в свою очередь сделал несколько глотков, и чаша отправилась по кругу…
…Когда Декс переместился поближе к вождю, Текс приглашающим жестом предложил Лунному Оленю подсесть к нему. Он не знал, как было принято в их племени ухаживать за омегами, но это не помешало ему вспомнить, каким манерам обучали его отец и Ньюби — еще в ту пору, когда думали, что их сын растет чистым альфой.
Юный индеец плавно и грациозно поднялся, сделал пару шагов вперед и так же грациозно опустился на циновку, сопровождаемый завистливыми взглядами и перешептываниями среди младших омег его отца. Альфы, кровно или сердечно связанные с Синим Облаком, реагировали сдержанно, с настоящим достоинством невозмутимых воинов, но один из них посмотрел на Сойера весьма недобрым взглядом, не сулящим ему ничего хорошего. Может, он сам желал этого омегу, но так и не завоевал его благосклонности?
Текс с достоинством альфы выдержал неприязненный взгляд, и предложил индейцу отпить из своей чаши, за неимением возможности угостить его так, как если бы они встретились в салуне. Тонкие пальцы омеги легли поверх его пальцев, обнимающих чашу, и полные губы почти дотронулись до них, когда он наклонил сосуд к себе и сделал маленький глоток. Большие темные глаза следили за ковбоем безотрывно, и Сойер решил, что наверняка проиграл бы Лунному Оленю в гляделки.
— Ты познал уже кого-нибудь из них? — Текс кивнул на круг соплеменников юноши. Тот покрутил головой.
— А кого-то, кого здесь нет? — продолжил расспрашивать его ковбой. И снова юноша сделал жест, означающий «нет».
— Отлично. Тогда у нас с тобой это будет впервые. У обоих. — тихо признался ему Текс.
Будучи сам лишь недавно посвящен в искусство телесной любви, и то как омега, он ощутил вместе с нарастающим желанием альфы некоторую скованность. Возможно, отцу следовало бы раньше сводить его в бордель, а Дексу не стоило так резко и грубо вмешиваться, когда это все-таки произошло — тогда у Текса уже имелся бы свой собственный альфовый опыт, придающий уверенности. Но тушеваться из-за его отсутствия, сидя в кругу большой семьи вождя и ловя на себе самые разные взгляды — от игривых до презрительных — было бы неправильно и позорно не только для самого ковбоя, но и для его мужа, человека уважаемого команчами.
Собравшись, Текс положил руку на плечо юноши и, приблизив свои губы к его уху, признался:
— Ты мне очень понравился. Ты красив, как… — в голове Сойера замелькали разные образы, но один из них, потускневший с годами, но все же дорогой его душе, вдруг сделался ярче всех прочих — как мой папа о-Чикао. Он был из народа чикасо, и давно уже кочует с духами предков по берегам Священной Реки. Но ты мне напомнил, каким я знал его в детстве, много-много лун назад.
— Встреча с тобой была предсказана мне предками за много лун до того, как твоя лошадь пересекла границы наших земель. Синее Облако и Зовущий Реку смеялись и не верили, когда я говорил, что жду Белого Ездока с дальних холмов. И вот ты здесь, чтобы быть этой ночью со мной. Мой дух радуется тебе, и мое тело вторит ему. — ответил Лунный Олень и потерся мягкой безволосой щекой о ладонь, лежащую у него на плече.
Этот простой искренний жест и слова индейца о пророчестве, сказанные с убежденностью настоящего сына прерий, родили в душе и теле Текса горячий отклик, его кровь пришла в движение и член, лишь недавно успокоившийся, снова ожил. Самое время было благодарить вождя за угощение и переместиться в их типи, но Ричард чем-то увлеченно разговаривал с Синим Облаком, и ковбою показалось невежливо прерывать беседы старших. Тогда он позволил себе обнять индейца за талию и слегка привлечь его к себе, вдыхая дразнящий запах его кожи и длинных удивительно-черных волос…
Ричард обернулся, чтобы увидеть, как Текс примет круговую чашу с крепким и сладким напитком дружбы… но его муж, кажется, вовсе позабыл о еде и выпивке, увлекшись очаровательным золотисто-смуглым юношей, который льнул к нему, словно плющ к древесному стволу. Бронзовое от загара лицо ковбоя выражало простодушное восхищение… и вполне определенное, неприкрытое мужское желание; руки Текса по-хозяйски обвили стан молодого омеги. Они о чем-то негромко болтали, и аромат диких слив гармонично переплетался с благоуханием осенних роз и душистыми нотками медового нектара.
Картина была красивой и — что скрывать — возбуждающей; воины-альфы продолжали хранить невозмутимость, ели, в очередь отхлебывали из чаши, но запахи вокруг сгустились, и напряжение повисло знойным маревом, как перед грозой.
Декс почувствовал змеиный укус ревности, несильный, но крайне болезненный, поскольку пришелся в самое сердце, и без того израненное предательствами и потерями… но на лице альфы не дрогнул ни один мускул, и голос звучал спокойно и беспечно, когда он окликнул мужа:
— Текс! Белое Дитя! Твой черед принять чашу. Пей!
По обычаю, Тексу, впервые оказавшемуся в типи вождя и последним получившему чашу, надлежало допить все, что в ней еще оставалось… омега-Текс этого не знал, но, глядя на альфу-Текса, обнимающего юного красавчика, Черный Декс решил не подсказывать и не облегчать задачу.
Лунный Олень, однако, думал иначе: с нежной улыбкой на устах, он сам взял «чашу дружбы» и поднес ее тому, кого желал, и заставил Текса выпить до дна.
— Благословение богов над всеми нами! —
