Текс тоже нахмурился и снова приложился к фляжке. Виски горчил и обжигал одновременно, и его тепло помогало там, где честные признания замерзали в горле:
— Мне многое кажется странным и непривычным с тех самых пор, как ты появился в моей жизни, Дик. Не скрою, до встречи с тобой я не раз испытывал интерес такого рода к омегам, которые оказывались на моем пути. Правда, по разным причинам, мне ни разу не удавалось сделать то, что получилось только теперь, с Лунным Оленем. Может быть, потому он и волнует меня до сих пор? Но я все-таки здесь, с тобой, когда мог бы, воспользовавшись твоим отсутствием, сполна насладиться наградой за спасение. Он предлагал мне себя еще в пути, Барнсы не дадут соврать, однако я не принял его благодарность.
«Или принял бы, не помешай этому отряд военных из форта?» — ехидно вопросил голос совести, позаимствовавший интонацию у Тони Куина. Укол был нанесен мастерски, и, против воли, щеки Текса покраснели, и он опустил глаза в пол, понимая, что едва сдержался от соблазна заново испытать медовое наслаждение, подчинив себе гибкое тело индейца…
Но нет, нет, соблазн был не в том, чтобы лечь с Лунным Оленем, а в том, чтобы проявить себя альфой с Ричардом, с тем, кто единственный был ему по-настоящему желанен и важен в этом мире. Это он понял уже потом, когда они возвращались в деревню, и частые призывные вздохи и взгляды команча начали откровенно раздражать Текса.
Однако, между пониманием собственных истинных желаний и тем, чтобы их удовлетворить со своим истинным, лежал даже не страх встретить его отказ — Декс достаточно откровенно намекнул Сойеру на то, что между ними все возможно по взаимному желанию. Страшнее было не достигнуть того же головокружительного переживания, какое они оба получали, когда Текс принимал Далласа, становясь его омегой…
В душе Черного Декса, многократно раненой, покрытой шрамами прошлых предательств, поднималось холодное бешенство, грозная волна гнева росла и росла, ей ничего не стоило утопить в соленой мутной воде недавно расцветший сад… и, сознавая это, Ричард Даллас не хотел давать воли своим темным чувствам.
— Ах вот как… Значит, мне не стоило удивляться, почему он смотрит на меня глазами злобной змеи — вопреки возвышенно-травоядному имени. Ты не принял его благодарность, хотя мог бы принять. Очень мило с твоей стороны, хотя и невежливо — ну как же взять и отказаться от подарка? Только бледнолицый на такое способен. — как Ричард ни старался, он все же не смог горькой иронией полностью замаскировать обиду и боль.
— Готов поспорить на пятьдесят долларов, что он, уговаривая тебя уступить, называл меня нищим и жадным, или еще столь же лестными словами… и едва ли ты возразил хоть что-то, мой мальчик. В твоем возрасте поддаваться соблазну намного естественней, чем сопротивляться ему.
Черный Декс пожал плечами и снова прибегнул к помощи фляжки, которая уже почти совсем опустела.
— Но я никак не могу взять в толк — почему его заигрывания трогают твою душу настолько, что Красная Сова опасается, как бы мне не пришлось уезжать одному? Твое желание быть для этого мальчишки-омеги настоящим альфой, властелином, старшим — в самом деле так велико? Милый мой, если ты столь наивен, столь падок на омежьи уловки и хитрости… я тебе не завидую. Ты не успеешь стать старшим мужем, как Лунный Олень скрутит тебя в бараний рог и посадит на прочный поводок своих капризов, время от времени вознаграждая медовым напитком. Если все обстоит именно так, я и себе не завидую… вот почему, выбирая между омегой и альфой, я всегда предпочитал иметь дело со вторыми.
Картина, которую рисовал перед Тексом откровенно разозленный и разочарованный в нем альфаэро, была куда более безрадостной, чем та, о которой он имел неосторожность помечтать, едва узнав о том, что союз между ними двумя мог бы быть расширен решением старшего мужа.
Но Лунный Олень уже успел проявить достаточно коварства и пойти на такие бесчестные уловки, после которых плотское желание Сойера сошло на нет. Потакать же капризам омеги, ведущего себя с Ричардом неуважительно, и вовсе не входило в планы Текса, и теперь уже настал его черед обижаться на Далласа за то, что ему пришло в голову нечто подобное:
— Да не хочу я быть его альфой! Вот докука та еще! — резко выплеснул он наружу свое недовольство тем, что муж, похоже, считает его поддавшимся чарам юного команча и уже успел все решить за них обоих и нарисовать перед ним путь, полный низких интриг омеги и будущих унижений ковбоя, вообразившего себя главным в их союзе.
— Если тебе интересно мое мнение, я тоже предпочел альфу омеге. — сердито добавил он, вертя полупустую фляжку в руках. — Но, сделав выбор, я не собирался отказываться от того, что во мне есть от альфы, и ты, помнится, меня к тому не принуждал. Или теперь ты уже сожалеешь, что связался с таким… уродом? — назвав вслух то, о чем он сам частенько думал, примеряя к себе то одну, то другую мерку, Текс ощутил, что его губы и подбородок против воли задрожали, а горло стиснула жесткая судорога боли. Вот уж и впрямь урод уродом — когда надобно оставаться альфой, раскис, как распоследний омежка…
Вода в котелке тем временем начала закипать, и Текс, пряча от Ричарда искаженное обидой лицо, принялся искать в переметных сумках кулек с чечевицей, банку соли и сверток с вяленым мясом для простой ковбойской похлебки.
От подобного наскока, весьма напоминающего удар ниже пояса, у Декса зачесались кулаки засветить мужу по уху, а потом перекинуть через колено и как следует надавать по заднице… но разумный человек с любящим сердцем и на сей раз сумел обуздать внутреннего злобного зверя.
Ричард остался сидеть на своем месте, сжимая и разжимая руки, считая удары сердца и вдохи, чтобы поскорее остыть.
Текс возился у котелка и делал вид, что полностью поглощен приготовлением простого и сытного ужина. Насколько Ричард успел разобраться в характере любимого за время их еще недолгого, но бурного общения, подобный уход
