– Но сейчас-то ты помнишь? Помнишь, а?
– Минутку.
Он представил, как мама носится кругами по комнате.
– Да, кажется так. Ты записываешь?
– Да. Скажи мне рецепт идеальных блинов, пожалуйста.
– Узнай об этом у пещерного гоблина.
Олег глядел в пустоту. Улыбка медленно проявлялась на его губах.
– У тролля, – исправил он.
– Точно! Точно, у тролля. Что это значит, сынок?
– Что подсказка лежит в дренажной трубе под трассой. Ее мы с Владой называли пещерой тролля.
– Какая подсказка? О чем ты?
– Я объясню при встрече. Я люблю тебя, мам.
– А я тебя, родной.
Ветви яблони вязали на фасаде дома кружево теней. В голове возник образ: лиса, выдернутая из поля зрения тонкими изогнутыми штырями.
Но это, черт подери, попахивало сумасшествием.
А все прочее? Ясновидящая девочка, предугадавшая будущее, – разумно и реалистично?
Надя с ее изумительными глазами. Тролли в пещерах. Игра. Три дня избавили его от сумрачного окостенения, дали повод жить и радоваться, и благодарить сестру снова и снова, где бы она ни была.
На кухне отец медитировал над чашкой чая. Его веки опухли. Совсем недавно отец плакал. При появлении сына он суетливо повернулся к окну и сказал сипло:
– Привет. У меня, это самое, аллергия.
– Ясно.
– За забор спасибо.
– Не за что.
Олег налил в жестяную кружку компот из холодильника.
– А где Люда?
– К ней дочка приехала. Она у себя ночует.
– Как твоя нога, пап?
– Нога? А! – Он помассировал шишковатые колени. – До свадьбы заживет.
– Хорошо.
Почему-то не хотелось уходить. Олег сел за стол.
– Ты на нас сердишься? – спросил отец, буравя взглядом клеенку.
– На тебя и Люду?
– На меня и маму твою.
– Нет. За что?
– За то, что Влада потерялась.
– Я на себя сержусь.
– Я тут думал… когда она родилась… я говорил, что она родилась в рубашке?
– Говорил. Много раз.
– В рубашке, сын! – Он потряс головой, словно ничего из происходящего не понимал, словно был иностранцем, и все вокруг вели себя дико и лепетали на чужом языке. – Рубашка – это околоплодный пузырь. И она… как в прозрачном коконе. Я же присутствовал при родах, и твоих, и ее. Акушер сказала, она будет счастливой.
Отец провел пятерней по лицу.
– А когда я ее впервые на руки взял… ты знаешь, чем она пахла?
– Чем?
– Фиалками! – Отцу будто продемонстрировали гениальный фокус. – Ее кожа и волосы пахли цветами. Не пеленки, не комната, не постель, а сам ребенок. И она так посмотрела на меня. Олег, она так на меня посмотрела! Будто знала все наперед. Про все на свете, и даже про то, что покинет нас.
– Она была особенной, – сказал Олег.
– Вы оба.
– Нет, – он хохотнул, – только не я.
– О! А ты знал, что твоя мама, рожая тебя, была девственницей?
Олег нахмурился, заподозрив, что отец тронулся умом.
– Технически – была. Гинеколог втолковывал мне. Там, ну в этой плеве… есть отверстия. Наверное, для крови, не знаю. И получилось так, что я… ну, – он покраснел до корней волос, – это кольцо не повреждалось, оно порвалось во время родов.
Олег обдумал информацию и сморщился.
– Не обо всем стоит рассказывать, пап.
– Но я себе решил: мои дети – необычные. С сыном – как непорочное зачатие. Дочь в рубашке и пахнет фиалками. А вышло вот как.
Они сидели в тишине, размышляя о своем. Синхронно заурчали их желудки, сын и отец улыбнулись друг другу. Олег сказал:
– Давай картошки нажарим?
На Ленина, Гагарина, Советской, Рабочей, еще на тридцати девяти улицах жители Свяжено готовились ко сну. А в доме у парка Веретенников встал с постели и вышел в коридор. Он двигался тихо, чтобы не почуяли подъездные тени. Приблизился к дверям и посмотрел в глазок. От страха ноги сделались ватными. Колени подогнулись, он неосторожно схватился за дверную ручку и догадался по шорохам и скрипам: его обнаружили.
Кто-то измазал лампочку красным лаком. Этаж был багровым, и, хотя выпученный глаз Веретенникова не увидел никого за дверью, мочевой пузырь опорожнился непроизвольно. Моча потекла по бедру.
– Есть там кто? – прохныкал учитель.
– Есть, – ответили извне.
14. Пещера
По трассе мчали машины. Вряд ли водители удостаивали рынок и домишки у обочин даже беглым взглядом. Привет, безымянный поселок; пока, безымянный поселок. Разве что кому-то приспичит заправиться или заскочить в «Чебоксарский трикотаж». Полуденное солнце согревало луга и речную гладь.
Водоотвод прошивал насквозь насыпь под трассой и сейчас был сухим. Метров тридцать в длину, он оказался достаточно просторен, чтобы Надя не пригибалась. Олег был вынужден горбиться и беречь макушку от торчащих сверху скоб. Мартовка обмелела, на дне цементного конуса змеилась дорожка затвердевшей грязи.
Целомудренно чмокнув Олега в щеку, девушка сказала:
– Ты мне снился.
Надя надела шорты и майку, завязала волосы в хвост. И такой походный вариант не лишал ее эффектности.
– Что я делал?
– Ой, ты был счастлив. Кричал, что у тебя родилась сестра.
– Я так и кричал всем, когда Владу привезли из роддома.
Он промолчал о том, что снилось ему. Общественный туалет, залитый багровым сиянием, задушенная и изнасилованная Надя на полу. Ее одежда порвана, ее лицо – черная гематома.
Смена кадров: пляж, в воде плавает разбухший труп. Он качается, лежа на животе, но Олег узнает сержанта Самсонова. Наклоняется, чтобы за ногу вытащить труп, и видит свое отражение в воде: череп рассечен пополам листом железа.
Он пробудился, чувствуя на языке солоноватый привкус меди. Наверное, зуб кровоточил во сне. Светало, петухи голосили за окном. Переворачиваясь в постели, Олег заметил что-то чужеродное на руке. Дыры от внутривенных инъекций от локтя до кисти. Язвы с воспаленными краями. Отравленные и сожженные вены под кожей.
Он завопил.
И проснулся – теперь по-настоящему.
– Что-то не так? – прищурилась Надя. Протарахтел грузовик.
– Нет-нет, отлично.
– Ну… идем?
Пещера тролля подванивала экскрементами и тиной. Лучи фонариков вклинились в сумрак. Здесь было куда грязнее, чем в «Ивушке». Пластиковые бутылки, осколки стекла, шуршащие пакеты из-под чипсов.
– Не порежься, – предупредил Олег, переступая через мину: горку дерьма. Надя выскользнула обратно в июньский день, вернулась с сучковатой палкой.
По трассе летели шумливые металлические звери. Фантазия нарисовала фигурку в глубине водоотвода. Синие глаза, словно парящие перед бледным серьезным личиком, большие, как у героев аниме.
– Ты представлял, каким будет финал Игры?
– Не факт, что Влада успела приготовить финальный уровень.
– Будем надеяться на лучшее. Ты думал о призе?
– Если это курточка из шерсти муфлона, я подарю ее тебе.
Надя хихикнула:
– Ты великодушен. Но для поселковой библиотекарши это приключение – уже дорогой подарок. Гляди.
Она посветила на вогнутую стену. Цемент позеленел от мха, но свободное пространство было измарано наскальной живописью. Влага уничтожила большинство надписей. Да Олег и не расшифровал бы каракули поклонников хип-хопа. Были и читаемые послания: про сосущую Нинку, про «сдохните, суки». Лого группы «Korn» рядом с намалеванным шприцом.
– Это точно не Влада, – сказал Олег.
Надя включила вспышку на телефоне
