— Я ничего не поняла, и мне все равно. — Она взмахнула моей расческой. — Я знаю только, что завтра сама приготовлю вам завтрак и вы съедите все до кусочка.
На следующее утро, съев приготовленный Марой омлет с козьим сыром, зеленым луком и красным перцем, я должна была отправиться смотреть за исполнением назначенного мной наказания. Слабым утешением было лишь то, что, когда все соберутся на площади, Гектору будет проще доставить инвирна в башню незамеченным.
В сопровождении стражников и фрейлин я под размеренный бой барабанов прошествовала через внутренний двор замка. Уже собралась огромная толпа, расступавшаяся, чтобы пропустить меня. На мне было платье из красной парчи с золотым шитьем, и я пожалела о своем выборе, чувствуя, как под мышками и на спине выступает пот. Я высоко держала голову, несмотря на убийственный вес короны.
Это было то место, где казнили Мартина, тот же помост, та же толпа. Но на этот раз я была добровольным участником.
Кухонные слуги уже выстроились на площади. Они стояли спинами к толпе, руки их были привязаны над головой к толстому позорному столбу из массивного ствола баньяна. Все двенадцать человек легко поместились вокруг него. Они были раздеты до пояса, даже девушки.
Я лязгнула зубами, пытаясь остановить дрожь, взошла на помост и села на деревянный трон. Химена и Мара стояли у меня за спиной. С этого места мне было прекрасно видно обвиняемых и море зрителей внизу. Зрители толкались в поисках лучшего места. Один мальчик сидел у отца на плечах. Во всех глазах застыл страх, а может быть, восторг.
Ко мне подошел человек с длинной красной подушкой и преклонил колени. Был ли это тот самый, что обезглавил Мартина?
Как и заключенные, он был обнажен до пояса. Лицо его было завязано черным платком, закрывавшим рот и нос. Его мускулистые плечи и грудь пересекали белые шрамы. Он держал в руках подушку. На ней — инструменты: розги, ивовые прутья, кошки и кожаные ремни, скрученные, как змеи, с железными зазубринами на концах.
У меня комок встал в горле.
Палач прошептал голосом таким же вымученным и страшным, как его кожа:
— Ваше величество, вы должны выбрать инструмент для наказания.
Я не сразу поняла, чего он хочет, а когда поняла, меня охватило отчаяние. Конечно, я должна была.
Они разложены по возрастанию степени причиняемого вреда. Я не хотела травмировать этих людей. Но я не могла выбрать и самое легкое наказание.
Я сказала настоящим королевским голосом:
— Возьмите прутья.
Человек в шрамах повернулся к зрителям и поднял вверх прут, слегка гнущийся от собственного веса. Толпа одобрительно загудела.
А потом я заставила себя невозмутимо смотреть, как медленно и методично он сек моих слуг. Прутья влажно шлепали по обнаженным спинам, и у меня слезы наворачивались на глаза. Рубцы вспухали на спинах, они выгибались и извивались, но столб не давал увернуться. Человек в шрамах работал аккуратно, неуклонно следуя цели. Он распределял удары равномерно по всей спине, чтобы каждый клочок кожи ощутил их силу.
Некоторые пытались сдержать крик, но не все, и их хриплые, страдальческие голоса врезались мне прямо в сердце. Один паренек, явно самый младший из всех, открыто плакал, прижавшись щекой к столбу.
— Я тверда как камень. Я холодна как лед. Я ничего не чувствую, — повторяла я про себя.
Один лишь главный повар устоял на ногах после десяти ударов. У остальных подкашивались ноги, и они повисали, прикованные за запястья.
Человек в шрамах повернулся ко мне и поклонился. Прут в его огромной руке был в крови.
— Готово, ваше величество.
— Спасибо, — выпалила я.
— Желаете обратиться к этим людям? — спросил он.
Нет, конечно, нет. Мне не терпелось уйти, сбросить корону и уткнуться лицом в подушку.
Но тут маленький мальчик в толпе, тот, что сидел у отца на плечах, плюнул в ту девушку, что готовила лепешки вместе с Фелипе. Липкий шарик ударился о ее потную щеку и скатился по обнаженной груди.
Я поднялась на ноги и подошла к краю помоста. Толпа притихла.
— Мы считаем, что они полностью искупили свою вину, — провозгласила я. — Больше они ни в чем не обвиняются. Каждый, кто пожелает причинить им физический вред или оскорбить или даже, — я в упор посмотрела на мальчика, — плюнуть в них, ответит по всей строгости закона.
Я отвернулась от толпы и пошла к Химене, прошептав ей:
— Меня трясет, мне придется опереться на твою руку, чтобы уйти.
Мне вдруг захотелось, чтобы Гектор был рядом. Я всегда чувствовала себя спокойнее и сильнее рядом с ним.
Но она тут же предложила мне руку, мы вместе спустились с помоста, продемонстрировав всем, как я надеялась, монаршую твердость и уверенность. Мы пересекли двор значительно быстрее, чем когда выходили, но это было к лучшему, так как я уже чувствовала в горле острый вкус съеденного утром омлета Мары.
12
Гектор вернулся в мою комнату с предсказуемой новостью, что инвирн отказался подчиниться моему требованию и был арестован. Я лишь сняла корону, переоделась в более простое платье и тут же снова вышла из комнаты. Я была даже рада этой спешке — не было времени думать о прошедшей порке.
Я никогда прежде не бывала в тюремной башне. Она была самой высокой во дворце, и я думала о том, что из ее верхней камеры увижу все — от великой песчаной пустыни и стен Бризадульче, торговых улиц и Ям до доков и бесконечной морской сини.
Башня была сложена из серого известняка, мрачного и грязного по сравнению с коралловым песчаником ее более низких сестер. Она угрожающе поднималась к самому небу, не оставляя сомнений, что бежать из нее невозможно. Вниз вел только один путь — узкая винтовая лестница внутри.
Странная компания собралась на допрос нашего пленника: однорукий священник, престарелая няня, лорд кворума и — неожиданно — семилетний принц. Гектор отменил его ежедневный урок фехтования, и маленький Розарио был решительно настроен идти с ним, когда
