— Отец Алентин говорил что-то о проверке, о том, что я должна доказать свою пригодность. Но он не говорил о привратнике.
Она провела расческой по волосам.
— Может, вам стоит наведаться к Шторму. Спросите его сами.
— Да, я схожу. А сейчас скажи мне, что же в твоем мешочке для специй. Мара, что же ты несешь более ценное, чем шафран?
Она повернулась так, чтобы заглянуть мне в лицо. Глаза ее сияли.
— Я несла кое-что для нас обеих.
Я с диким любопытством следила, как Мара достала мешочек, положила на кровать, порылась в нем и достала глиняную статуэтку. Она была выкрашена охрой и изображала обнаженную женщину, сладострастно прижимающую руки к животу, будто защищая его.
Мара сняла голову со статуэтки, раздался звук пробки, вынимаемой из бутылки. Она наклонила ее и высыпала на ладонь несколько крошечных зерен.
— Женская защита, — сказала она. — У меня две бутылочки, по одной для вас и для меня. Я взяла их втайне от Химены. Я знала, что в мешочек со специями она не полезет.
Видя мое смущение, она вздохнула.
— Химена не рассказывала вам о женской защите, да?
— Не рассказывала. — Химена о многом не рассказывала мне.
— Принимайте восемь-десять зернышек в день. Не больше. Прожуйте и проглотите. — Она высыпала их обратно в бутылочку, закупорила ее и положила мне на ладонь. — Это не даст вам забеременеть.
Моя рука с бутылочкой сжалась в кулак.
— Ох, — выдохнула я.
— Конечно, вы не обязаны это принимать. Но я просто подумала, ну, мы отправлялись в это путешествие, и было столько разговоров о том, чтобы разделиться, и я знала, что Гектор будет с нами, а вы так смотрели друг на друга, что и песок бы расплавился, и… Получилось слишком бесцеремонно, да?
— Нет. Ну, я не знаю. — Я посмотрела на статуэтку. Она лежала у меня в руке. Обнаженная. Бесстыдная.
Мара тихо сказала:
— Первый раз у вас мог бы быть с кем-то, кому вы верите и кого любите.
Я изумленно уставилась на нее. Значит, она все знает. Если знает она, то Химена и подавно.
— Может быть, он не захочет меня, — проговорила я.
— Элиза, он безумно хочет вас.
Лицо у меня пылало.
— Я думаю, он сожалеет, что остался в моей охране. После того, как мы найдем зафиру, он сможет уйти. Вернуться домой. А моя сестра Алодия выразила желание обручиться с ним. Так что, как видишь, выхода нет. У нас нет будущего.
Она отодвинула мешочек в сторону и села рядом со мной на кровать.
— Но вы его любите, — сказала она, и после этих простых слов вся моя защита рухнула.
— Ах, Мара, да. Я люблю в нем все. Мне нравится, что для него так важны честь и долг. Что он все время пытается спрятать свои истинные чувства под маской спокойствия, а они все равно прорываются наружу. Мне нравится, как завиваются его мокрые волосы, мне нравится его улыбка, его запах. Когда он смеется, у меня мурашки бегут по коже. — Я прислонилась лбом к ее плечу. — Я говорю глупости.
— Да, — сказала она, и по голосу чувствовалось, что она улыбается. — Глупости.
— Он поцеловал меня. В канализации.
— Святой Боже, — сказала она. — Ну и время выбрал.
— Хуже не придумаешь.
— И это так на него не похоже.
— Да, совсем не похоже.
— Мне кажется, вам все же стоит начать принимать женскую защиту. Просто на всякий случай.
Я выпрямилась, глубоко вздохнула, задумчиво взглянула на статуэтку, которую все еще сжимала в руке.
— Химена хотела, чтобы он пообещал ей не сближаться со мной.
Она крепко обняла меня одной рукой.
— Химена прекрасная женщина, и она вас очень любит, но ведет себя как базарная баба.
Я прыснула от неожиданности.
— Только вы можете это решить, Элиза. А не Химена. Чего вы хотите?
— Я хочу Гектора.
Вот. Я сказала это.
— Даже если вы недолго будете вместе?
— Я не знаю.
— Справедливо. — Она встала сзади меня и начала заплетать волосы в косу. Нас слегка качнуло — ветер приподнял и наклонил корабль. Было уютно, будто в колыбели.
— Ты сказала, что взяла две, — сказала я. — Для себя и для меня.
Ее пальцы замерли.
— Да. Мы с Беленом… Он такой красивый. И талантливый. Спокойный и пылкий одновременно. — Она вздохнула. — Мы оба сильно изменились. Теперь и у него есть шрамы. Так что, может быть, он не будет возражать, если я… даже несмотря на все, что было между нами, я подумала… может быть…
— Просто на всякий случай, — сказала я.
— На всякий случай, — согласилась она.
В тот вечер я решила не принимать женскую защиту. Но я бережно завернула ее в свою сорочку и спрятала в рюкзак. Я долго лежала без сна, думая о том, что глупее: готовиться к тому, чему никогда не бывать, или не готовиться к тому, что может случиться.
23
Волны поднимались все выше. Они швыряли «Арацелию» из стороны в сторону, и мне пришлось крепко держаться за перила, спускаясь по лестнице в пассажирскую каюту, чтобы навестить Шторма.
Я постучала и услышала что-то неразборчивое, но похожее на позволение войти. Я открыла дверь.
От запаха рвоты у меня перехватило дыхание.
— Вам просто необходимо здесь проветрить.
— Убирайтесь, — проворчал он. Он лежал на нижней койке, спустив одну ногу на пол и закрыв рукой глаза. Над нами раздавался топот ног по палубе. Одинокая муха нарезала круги над помойным ведром у изголовья кровати.
— Может быть, вам лучше подняться на палубу. По крайней мере там, если перегнуться через перила, вас будет тошнить в море, а не в
