Вдалеке загремел гром, и моя рука быстро скользнула по перилам к его руке. Я крепко сжала его пальцы своими. Он сжал мою руку.
Я сказала:
— Я надеюсь, что я… — наберусь глупости? наберусь смелости? — смогу однажды рассказать вам.
Он погладил большим пальцем мою ладонь.
— Я не могу давить на вас. Вы не обязаны ничего мне рассказывать. Вы моя королева.
Почему-то от этих слов мне стало больно, и слезы подступили к горлу. Я отняла свою руку. Молния сверкнула на горизонте, и я сказала:
— Надо рассказать Маре, что случилось.
Спускаясь по лестнице, я чувствовала на себе его внимательный взгляд. Мой неизменно почтительный страж.
24
Тучи на горизонте росли, и стемнело рано. Матросы зажгли фонари на палубе и бесшумно сновали туда-сюда, перевязывая грузы и проверяя и перепроверяя снасти. Меня восхитила их отважная готовность следовать приказу. Они все еще избегали меня, но, посмотрев, как они работают, я поняла, что тут ничего не поделать: мне придется первой обратиться к ним. В сопровождении Гектора я обошла всех, хлопала по плечу, спрашивала имя, говорила «Спасибо». Вблизи на их суровых лицах лучше виден был страх. Но они, склонив головы, бормотали «Ваше величество».
Не оставалось сомнений, что впереди — ураган. Фонари неистово раскачивались, когда корабль нырял вверх-вниз с волны на волну. Белая пена то и дело захлестывала нос корабля. Мы убрали почти все паруса, чтобы ветер не подгонял нас, и несколько матросов привязали себя к снастям, чтобы срезать паруса, если мачта не выдержит.
Я стояла с Гектором и Феликсом у штурвала, чтобы мы не сбились с курса. Ни один корабль не может плыть прямиком в центр шторма. Мы могли лишь лавировать среди волн, стараясь, чтобы они не опрокинули корабль. Мой амулет и я служили компасом, указывая направление, которого мы старались держаться. Гектор держал в руке толстую веревку, готовый привязать меня к лееру, если волны начнут захлестывать палубу.
Мне все труднее было держаться на ногах, когда корабль то поднимался на волну, то стремительно несся вниз. В ночи волны надвигались на нас, словно непроглядная тьма, окаймленная белой пеной, они поднимались выше корабля, но каждый раз в последний момент корабль носом прорезал волну, внутри у меня все обрывалось, и мы летели с волны вниз.
Феликс сказал, что еще рано бояться, что они видали бури посильнее.
— Мы едва ли подошли к краю бури, ваше величество, — сказал он, ухмыляясь скорее с ужасом, чем с издевкой. — Худшее впереди.
Старый матрос с седой бородой и отрезанной мочкой одного уха бросился к капитану и закричал:
— Вода в трюме почти у первой черты.
— Что это значит? — заорала я, перекрикивая ветер.
— Вода перехлестывает через борт и заливает трюм, — закричал в ответ Гектор. Ветер трепал его волосы, превращая их в лохматую волнистую гриву. — Ее все время откачивают, но если вода поднимется слишком высоко, понадобятся еще и ведра. Если дойдет до третьей черты, корабль пропал.
А потом хлынул дождь как из ведра.
Палуба стала холодной и скользкой. Я ухватилась за перила посреди палубы, которые, казалось, предназначены именно для таких случаев. Небо осветилось ярче, чем днем, и через мгновение грянул гром.
Господи, пожалуйста, укажи нам путь и сохрани нас.
По телу пробежало тепло, и с ним ясное чувство, тянущее меня вперед, еще сильнее, чем прежде.
Гектор наклонился ко мне.
— Вы только что молились, да?
Я с удивлением посмотрела на него.
— Я всегда это вижу, — сказал он. — У вас лицо меняется. — Он едва заметно улыбнулся, будто обещая хранить мой секрет. В свете фонаря я увидела его мокрое от дождя лицо.
Корабль наклонился на бок, и я полетела на Гектора. Он ухватил меня одной рукой, а другой схватился за перила.
— Может быть, вам не стоит оставаться на палубе, — сказал он мне на ухо. — Вы слышали, что сказал Феликс. Будет только хуже.
— Мне надо помогать держать курс!
— Наступит момент, когда это будет уже не важно, когда нам надо будет просто выжить.
Я смотрела на него и думала лишь о том, что его тело прижимается к моему. Что, если я не выживу? Если бы я умерла молодой, как и большинство хранителей до меня, это никого бы не удивило.
Но что, если он не выживет? Я потеряла Умберто прежде, чем успела сказать ему о своих чувствах. Я не смогу пережить это снова.
— Гектор, мне надо сказать вам…
— О нет, не надо, — сказал он и прижал палец к моим губам. — Никаких прощаний, никаких признаний. Потому что мы будем жить. Мы оба. Это вера, правда?
Молния разрезала небо позади него, будто пунктирной линией.
— Да, — сказала я. — Вера.
Он прав. Надо готовиться к жизни, а не к смерти.
Может быть, я готовилась к смерти слишком долго — с того самого дня в пустыне, когда решила, что лучше погибнуть во славу божью, чем жить без смысла и цели. И возможно, так и будет. Может быть, уже сегодня.
Но мне вдруг отчаянно захотелось что-нибудь сделать — что угодно, — чтобы доказать себе самой, что я не умру, чтобы почувствовать хоть какую-то власть над своим будущим. Лицо Гектора было так близко. Было бы так просто обхватить его шею руками, прижаться губами к его губам и целовать его, целовать, пока мы оба не задохнемся.
Но я хотела от Гектора большего, чем один несвоевременный поцелуй. Нет, я и от жизни хотела большего. Я сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Я думала вот о чем: «Пусть моя предопределенная судьба сгинет в морской пучине. Как и все на свете планы на мой счет».
— Элиза?
— Я сейчас вернусь! — крикнула я и побежала к капитанской каюте.
Я распахнула дверь, пораженная Мара подняла на меня глаза. Она сидела на полу, у кровати, обхватив руками колени, лицо ее было
