Но если ее отец не был народным героем, как она полагала, если он просто пытался свергнуть Сенат в собственных эгоистичных целях…
…для чего тогда нужны были все эти убийства и кровь?
«Нет».
Нет, Скаева и Дуомо все равно заслуживали смерти. Они все равно схватили ее мать и брата и бросили их погибать в темнице Философского Камня.
«Я передам от тебя привет брату…»
– Я знаю, чего это тебе будет стоить, – прошептал Сидоний. – Позволить начаться восстанию под этой крышей. Но подумай о Брин. О Мечнице. О Мяснике и обо мне. Неужели мы заслуживаем смерти в какой-то безбожной дыре только потому, что Леона ненавидит своего отца, а ты слишком сильно любишь своего?
Между ними повисла тяжелая, как свинец, тишина. Мия окинула мужчину взглядом; этого мужчину, которого приняла за распутного глупца, бандита, возможно, даже за труса, как было написано на его груди. Теперь она поняла, что он совсем не такой. И все же…
– Почему ты не был вместе с моим отцом и Антонием, когда их схватили? – спросила Мия отрешенным голосом. – Почему ты жив, в отличие от всех их людей?
Сидоний тяжело вздохнул и опустил голову.
– Центурионам и их Вторым Копиям рассказали о плане Дария и Антония в ту же неночь, как мы собрались. Антоний произнес грандиозную речь о коррупции, высокомерии, о власти над республикой в руках слабых и нечестивых людей. И когда все начали стучать щитами и бить себя кулаками в грудь… я просто не смог этого сделать. Республика прогнила, Мия, с этим не поспоришь. Кости этого места обгладывает язва, и Годсгрейв – ее центр. Юлий Скаева тиран вдвое хуже, чем стал бы Антоний. Но мы были легионом люминатов. Солдатами Бога. Война, которая последовала бы, если бы мы напали на собственную столицу, страдания, которые мы оставили бы после себя… Погибли бы тысячи. Даже десятки тысяч. И ради чего? Чтобы один мужчина мог сидеть в короне, а другой – надеть ее на его голову? Я не мог этого сделать. Я пошел к своему центуриону и так ему и сказал. Он терпеливо слушал, пока я пытался объяснить неправильность всего этого. И когда я закончил, избил меня до полусмерти, заклеймил трусом и продал первому попавшемуся покупателю.
Сидоний покачал головой.
– Шесть лет в цепях за свои принципы. Вот чем мне пришлось заплатить. Но знаешь, чему я научился за все эти годы, вороненок?
– …Нет.
Сид остановил на ней взгляд своих ледяных голубых глаз.
– Нет подушки мягче, чем чистая совесть.
Мия сидела во тьме и дрожала с головы до пят. Слезы лились по ее щекам. И, не произнося ни слова, Сидоний лег на солому, перекатился на бок и закрыл глаза.
– Добрых снов, Мия.
Глава 28
Шрамы
– …Это неразумно…
– И ты очень любишь мне об этом напоминать.
– …Если не я, то кто? Эта глупая дворняга Эклипс?..
– Не знай я тебя, то решила бы, что ты ревнуешь к ней и Эшлин.
– …Тогда хорошо, что ты меня знаешь…
Мия присела в переулке, нашла плащ, который для нее оставила Эш, и накинула его на плечи. Красться по Вороньему Покою в такую жару в плаще с капюшоном – не самый лучший способ отвести от себя подозрения, но проще так, чем бродить вслепую под мантией из теней.
– Мне нужно поговорить с ней, Мистер Добряк, – сказала Мия, надевая капюшон на голову. – Она вернулась две перемены назад, а в коллегии уже случилось столько всего.
– …Когда-то в таких случаях ты говорила со мной…
– Я по-прежнему с тобой говорю.
– …М-м-м…
Мистер Добряк запрыгнул ей на плечо и обвил шею хвостом. Мия вышла из проулка и направилась по улице Рыбаков к таверне. Час был поздний, ветер с океана норовил сдуть с нее капюшон. По дороге ей попались несколько рассеянных слуг, бегущих по своим делам, а в гавани звонили колокола, но не считая таких же бездельников, как она, улицы были пусты.
– Что ж, ладно, – пробормотала девушка. – О чем ты хочешь поговорить?
– …С чего бы начать… – раздался шепот на ее ухо. – …О том существе, которое спасло тебе жизнь в Галанте? О твоей теории, что даркины как-то связаны с падением Ашкахской империи? О карте, нарисованной чернилами на спине Эшлин? И давай не забывать о твоем поединке с шелкопрядицей и втором наборе клинков, которые она совершенно случайно забыла ослабить…
– Любой мог бы совершить подобную ошибку, Мистер Добряк.
– …С твоей стороны глупо ей доверять…
– Если бы Эш желала мне смерти, то уже десять раз могла бы меня прикончить.
– …Пусть так, но ее участие мешает тебе мыслить здраво. У нас скопилось столько вопросов ко всему происходящему, а ты, похоже, даже не пытаешься искать ответы…
– Уж извини, стены гребаной коллегии ограничивают мои возможности, – прошипела она. – Главное – это «Магни». У нас есть только один шанс.
– …Ты помнишь, что сказало то тенистое существо в Галанте?..
– Что я должна окрашивать небеса черным. Что бы эта хрень ни значила.
– …Оно сказало, что твое возмездие служит лишь для того, чтобы ослеплять тебя, Мия…
– Хочешь сказать, что мне стоит забыть о том, что сделали Скаева и Дуомо?
– …Я хочу сказать, что здесь может быть замешано что-то большее…
– Думаешь, я этого не понимаю?
Они завернули за угол в проулок, ведущий к задней части таверны. В воздухе воняло мусором и гнилью. Мия откинула капюшон, а Мистер Добряк спрыгнул на сломанный ящик и начал вылизывать полупрозрачную лапу.
– Слушай, я уже месяцами чувствую себя пешкой, которая видит лишь половину игральной доски. Вопросы так громыхают в моей голове, что я едва не глохну. Но ответы на них никуда не денутся до окончания истиносвета, а вот возможность прикончить Скаеву с Дуомо будет упущена. Наш план и так на грани краха из-за восстания. Все зависит от следующих нескольких перемен.
– …Ну, если тебя волнует только бунт гладиатов, то ответ очевиден…
– Неужели? Ну-ка, расскажи мне.
– …Ты не можешь позволить ему случиться…
– Все не так просто, Мистер Добряк.
– …Нет, Мия, просто. Если ты по-прежнему жаждешь отмщения, то должна победить в «Магни». А тебе не победить в «Магни», если тебя распнут за восстание против республики. Ты только и говоришь о том, скольким тебе пришлось пожертвовать, чтобы зайти так далеко. Ты не можешь сдаться на последней паре шагов…
– Так что, мне просто позволить Сиду и остальным умереть?
– …Они тебе не друзья, Мия…
– И кто ты такой, чтобы мне это говорить?
Не-кот склонил голову вбок.
– …Я твой друг. Самый старый друг.
