16
Остаток лета прошел как в тумане, без эмоций. В какой-то момент я получил письмо, в котором меня извещали, что я получил место в Уинтроп Хаус, с неким, пока что безымянным товарищем по комнате, который вернулся после года, проведенного за границей. То, что мне было плевать на эти новости, – очень слабо сказано. С моей точки зрения, я вполне был готов и дальше жить у этой старой женщины, среди ее грязных кошачьих лотков. Я никому не рассказал о моей матери. Работал в лаборатории вплоть до первого дня нового семестра, не оставив себе никакого промежутка, в течение которого оказалось бы, что мне не на что отвлечься. Профессор спросил меня, не хочу ли я и дальше работать в течение учебного года, но я отказался. Возможно, это было неумно, возможно, он был шокирован тем, что я отказываюсь от подобной привилегии, но это лишило бы меня времени на работу в библиотеке, по чьей утешительной тишине я уже стал тосковать.
Я подхожу к той части моей истории, когда моя жизнь изменилась настолько радикально, что я вспоминаю об этом как о в своем роде нырке, так, будто до этого я всего лишь плавал на поверхности собственной жизни. Это произошло в тот день, когда я заселился в Уинтроп Хаус. Лучесси и я продали нашу мебель, доставшуюся от Армии спасения, и я прибыл в новое общежитие с тем же самым чемоданом, с которым приехал в Гарвард год назад. Настольная лампа, коробка с книгами и впечатление того, что я снова погрузился в ту же самую анонимность. С тем же успехом я мог сменить имя, и концы в воду. Место в общежитии – две комнаты, похожие на купе в железнодорожном вагоне, и ванная в конце – располагалось на четвертом этаже Уинтроп Хаус с видом на двор общежития и Бостон позади него. Моего товарища по комнате, имя которого мне еще предстояло узнать, всё еще не было. Я некоторое время бродил туда-сюда, выбирая себе комнату. Та, что подальше от входа, была меньше, но более уединенная; с другой стороны, мне придется терпеть, что мой товарищ в любое время дня и ночи будет ходить через нее в туалет. Так что я решил подождать его приезда, чтобы мы смогли решить этот вопрос вместе.
Я уже закончил затаскивать внутрь свои вещи, когда в дверях появился силуэт человека. Его лицо было скрыто стопкой картонных коробок, которые он нес в руках. Зайдя в комнату, он крякнул от натуги и опустил коробки на пол.
– Ты.
Тот самый парень, которого я повстречал в «Бургер Коттедже». На нем были потертые штаны цвета хаки и серая футболка с надписью «Гарвард Сквош», в подмышках темнели пятна пота.
– Погоди, – сказал он, уставившись на меня. – Я тебя знаю. Откуда я тебя знаю?
Я напомнил ему о нашем знакомстве. Поначалу он не мог вспомнить, но затем на его лице появилось осознание.
– Конечно. Парень с чемоданом. Думаю, тогда ты Уигглсворт нашел.
Он помедлил.
– Без обид, но с чего бы тебе быть второкурсником?
Простой вопрос и сложный ответ. Хотя я и был принят на первый курс, у меня были достаточные результаты экзаменов, чтобы отучиться за три года. Я об этом особо не задумывался и собирался отучиться все четыре, по полной. Но за те недели, что прошли после того, как я получил письмо от отца, вариант перескочить через курс становился для меня всё более привлекательным. Очевидно, гарвардское начальство считало так же, раз поселило меня со старшекурсником.
– Так понимаю, ты теперь реальный задавака, не так ли? – сказал он. – Ладно, поехали.
Его манера речи была одновременно неуловимо саркастичной и лестной.
– Поехали что?
– Сам знаешь. Имя, звание, личный номер. Имя командира, место рождения, всё такое. Другими словами, твоя история. Говори покороче, у меня от этой жары память совсем дерьмовая.
– Тим Фэннинг. Биохимия. Огайо.
– Великолепно. Хотя, если меня завтра спросишь, наверное, не вспомню, не обижайся. – Он сделал шаг вперед, протягивая руку. – Кстати, я Джонас Лир.
Я постарался пожать его руку максимально мужественно.
– Лир, – повторил я. – Как бизнес-джет?
– Увы, нет. Скорее, как безумный король у Шекспира. – Он огляделся. – Итак, какую из этих комнат люкс-класса ты выбрал себе?
– Я решил, что будет правильным подождать.
– Урок номер один. Никогда не жди. Закон джунглей, и всё такое. Но раз уж ты решил быть хорошим парнем, можем бросить монетку.
Он достал из кармана монету.
– Говори.
Он подкинул монету прежде, чем я успел ответить. Подхватил в воздухе и прихлопнул другой ладонью.
– Наверное… решка?
– Почему все всегда говорят «решка»? Надо бы исследование провести.
Он поднял руку.
– Ну, что ты скажешь, решка.
– Думаю, я бы предпочел ту, что поменьше.
Он улыбнулся.
– Видишь? Ничего сложного, так? Я бы так же сделал. Ничего не обещаю, но постараюсь не стучать о твою кровать горшком посреди ночи.
– Ты мне так и не сказал, где учишься.
– Это ты прав. Невежливо с моей стороны.
Он пошевелил пальцами в воздухе.
– «Организменная и эволюционная биология».
Я никогда не слышал о таком курсе.
– Это профильная дисциплина?
Он наклонился, открывая одну из коробок.
– По крайней мере, так у меня написано. Кроме того, звучит смешно. Даже несколько грязно. – Он поднял взгляд и улыбнулся. – Что? Не то, что ожидал?
– Я бы сказал… не знаю… что-то более жизненное. Может, история. Или английский.
Он достал кипу учебников и принялся раскладывать их по полкам.
– Позволь тебя спросить. Из всех предметов в этом мире почему ты выбрал биохимию?
– Наверное, потому, что у меня с ней всё хорошо получается.
Он развернулся, уперев руки в бедра.
– Ну вот и всё. Суть в том, что я настолько помешан на аминокислотах, что в мартини себе их лью.
– Что за мартини?
Его лицо сделалось озадаченным.
– Джеймс Бонд! Взболтать, но не размешивать! В Огайо таких фильмов не показывают?
– Я знаю, кто такой Джеймс Бонд. В смысле я не знаю, что такое мартини.
Его рот растянулся в добродушной ухмылке.
– Ага, – сказал он.
Мы пили уже по третьей порции, когда на лестнице послышались шаги и женский голос позвал его по имени.
– Заходи! – крикнул Лир.
Мы оба сидели на полу, а вокруг нас стояло снаряжение Лира. Я еще не встречал в жизни человека, который бы путешествовал не только с 0,9 джина и бутылкой вермута, но и с полным набором барных приблуд – мерным стаканом, шейкером, крохотными ножичками, – тем, что только в старых фильмах увидишь. В луже
