Я встал из-за стола. Они лежали у меня в секретере, завернутые в носок, очки Лиз. Той ночью на пляже я положил их в карман и вспомнил про них лишь тогда, когда уже сидел в такси, и вернуть их не было никакой возможности. Я надел их. На мою голову они были маловаты, а линзы мне не подходили, слишком сильные. Я сидел у окна, глядя на мужчину, курящего в переулке, будто в перевернутый телескоп, будто я смотрел на него со дна моря, сквозь мили водной толщи.
20
Теперь в моем повествовании будет некоторый прыжок во времени, поскольку именно это тогда так и случилось. Я быстро отучился, получив свою ученую степень; за этим последовала работа научным сотрудником в Стэнфордском университете, затем – приглашение на факультет Колумбийского университета, где я и получил преподавательскую работу. Я стал хорошо известен в профессиональных кругах, моя репутация становилась всё выше, меня звали отовсюду. Я много путешествовал, читал лекции за хорошие гонорары. Мне давали гранты, один за другим, без проблем, такая у меня была репутация. Достаточно было просто заполнить договор. Я стал обладателем нескольких патентов, два из которых приобрели фармацевтические компании за немыслимые деньги, которые позволили мне крепко стать на ноги. Я стал референтом уважаемых научных журналов. Я заседал в высоких комиссиях. Выступал в Конгрессе и несколько раз был в составе Особой комиссии Сената по биоэтике, Президентского Совета по науке и технологиям, консультативного комитета НАСА и рабочей группы ООН по биологическому разнообразию.
По ходу дела я женился. В первый раз, когда мне было тридцать, брак продлился четыре года, потом во второй, и этот брак продлился вполовину меньше. Обе женщины на определенном этапе были моими студентками, что порождало определенную неловкость – панибратские взгляды со стороны коллег-мужчин, приподнятые брови у начальства, холодные замечания на мой счет в разговорах коллег-женщин и жен моих друзей. Тимоти Фэннинг, донжуан этакий, этот чертов старик (хотя мне еще и сорока не было). Моей третьей жене, Джулианне, было двадцать три, когда мы поженились. Наш брак был импульсивным поступком, откованным в горниле секса; спустя два часа после ее выпускной церемонии мы набросились друг на друга, словно голодные собаки. Хотя я и питал к ней особую нежность, она меня ошеломляла. Ее вкусы касательно музыки и кино, книги, которые она читала, ее друзья, всё то, что она считала важным, для меня не имели ни капли смысла.
Я не пытался, как делали многие мужчины моего возраста, повысить самоуважение за счет юного женского тела. Я не горевал о том, как с каждым годом становлюсь старше, не испытывал ненужного страха смерти, не печалился об ушедшей молодости. Напротив, мне нравилось многое из того, что принес мне мой успех в жизни. Богатство, уважение, авторитет, столики в хороших ресторанах, горячие полотенца в самолетах, всё то, чем история награждает завоевателей в этой жизни. За всё это я благодарен по прошествии времени. Однако то, что я делаю, было очевидно даже для меня самого. Я пытался обрести единственное, что потерял, то, чего жизнь не дала мне. Каждая из моих жен и множество женщин в промежутках между браками, намного моложе меня, и с каждым разом эта разница становилась всё больше, были копиями Лиз. Я не говорю ни об их внешности, хотя все они были одного типажа (светлокожие, худощавые, в очках), ни об их темпераментах, общим для которых была склонность к ментальной агрессии. Я говорю о том, что в каждой из них я желал увидеть ее, чтобы не потерять смысл жизни.
То, что жизненные пути меня и Джонаса пересекутся, было неизбежно. Мы жили в одном мире. Наше первое воссоединение произошло на конференции в Торонто в 2002 году. Прошло много времени, достаточно для того, чтобы мы не стали говорить о моем внезапном исчезновении. «Как ты, черт побери?», «Ты совсем не изменился» – вот какими были наши первые фразы. Мы клялись друг другу, что больше не потеряемся, так, будто до этого мы не потерялись на десяток лет. Он конечно же вернулся в Гарвард – дело семейное. У него было ощущение, что он на грани прорыва, однако он не распространялся на этот счет, а я не стал настаивать. Что же до Лиз, он изложил мне лишь сухие факты, рабочие. Преподает в бостонском колледже, ей нравится, студенты ее боготворят, она пишет книгу. Я попросил его передать ей привет, на этом дело и закончилось.
На следующий год я получил рождественскую открытку. Из тех открыток с фотографиями, где люди пытаются показать, какие у них прекрасные дети, хотя на открытке были только они сами. Снимок в какой-то пустынной местности, оба с головы до ног одеты в хаки и, боже правый, в настоящих пробковых шлемах. На обратной стороне почерк Лиз, торопливый, будто она вспомнила об этом в последний момент. «Джонас сказал, что с тобой повстречался. Рада, что у тебя всё хорошо!»
Эти открытки приходили мне год за годом. На очередной открытке было очередное экзотическое место и декорации: на слонах в Индии, рядом с Великой Китайской стеной, рядом с носом корабля, в меховых парках на фоне покрытого ледником берега. С радостными подписями, но каждая из них выражала депрессию, желание компенсации. «Какая чудесная у нас жизнь! Правда! Богом клянусь!» Я начал подмечать и другие детали. Джонас оставался всё тем же бодрым парнем, как всегда, а вот Лиз старела преждевременно, и не только физически. На первых фото ее взгляд выглядел рассеянным, будто ее сняли неожиданно, но на поздних она пристально смотрела в объектив, будто человек, которого снимают для газеты. Ее улыбка выглядела искусственной, словно результат волевого усилия. Может, мне это казалось? Более того, может, это было мое воображение, что в ее мрачном взгляде заключалось некое послание для меня? А их тела? На первой фотографии, в пустыне, Лир стоял позади нее, обнимая ее. Но они становились всё дальше год от года. Последняя фотография, которую я получил в 2010 году, была сделана в кафе у реки, судя по всему – Сены. Они сидели друг напротив друга, так, что рукой не дотянуться. На столе стояли бокалы с вином. Бокал моего бывшего товарища по комнате был почти пуст, бокал Лиз – почти нетронут.
Тем временем пошли слухи насчет Джонаса. Я всегда знал, что он
