«Что мне ответить?» — Он не единожды слышал о том, что Лавр в трудных случаях, спасая раненого, средств не гнушается.
«Я вроде бы и сам видал его за ворожбой! Но как же я скажу об этом Митрофану? Что будет с Лавром? Понятно что! Так что же делать? Врать владыке?» — Последняя мысль так взволновала, что Жилята испугался, что стук в его груди будет услышан всеми присутствующими. Глубоко вдыхая и выдыхая, кое-как сумел унять сердце. Думая как быть он, почему то снова вспомнил, как Мезеня сначала помогал ему и Изяславу, а потом безропотно остался в лесу, дабы не быть обузой для всех. После этого Жилята решил не выдавать Лавра и тут же ужаснулся от того, что собирается солгать высшему духовному лицу, выгораживая ведуна.
«Пресвятая владычица моя Богородица, отмолю ли я это? Господь милосерден, но простит ли такое?» — А на ум ему одно за другим приходили имена воинов спасенных стараниями лекаря Лавра.
— Нет, преподобный отче! — Со всей уверенностью, на какую сейчас был способен, произнёс он. — Никогда и ни от кого, я о Лавре такого не слышал. Лечец он от Бога! — Последнее слово усилил, как мог, почти его выкрикнув.
Митрофан какое то время смотрел на него испытующе, потом начал смягчаться, но когда Жилята готов был вздохнуть с облегчением, вдруг спросил.
— Готов в своих словах поклясться?
— Готов! — Промолвил Жилята, беспокоясь о том, что теперь своё сердце он вообще не ощущает. — Бывало, что Лавр давал раненым снадобье. Но исцеляет он больше молитвами…
— Исцеляет Господь! — Вдруг построжев перебил Митрофан. — Лекарь он и сам лишь средство, да и только… — После этого Владыка осенил Жиляту крестным знамением и направился к выходу. По пути он сказал что-то молодому монаху. Тот с выражением сильного разочарования на лице, отпустил рукав лекаря и поплелся следом за Митрофаном.
Жилята в бессилии откинулся на ложе. Векша, проводил чернецов взглядом и убедившись, что они не вернутся, опустился на свою так и неприбранную постель и принялся рассказывать о том, что видел и слышал в шатре Путислава за последние два дня. Жилята слушал его, пытаясь вникать в суть повествования, но сил не хватало даже на это. Он понимал, что речь идёт о делах очень важных, старался внимать каждому слову и замечал, что фразы пролетают мимо его ушей. В какой-то момент он осознал, что уже совсем не понимает, о чем ему Векша рассказывает и больше его не слушал. Лежал, смежив веки, и думал о своём разговоре с владыкой, пока вдруг неожиданно не услышал удивленный голос Лавра.
— Боярич, ты проходи, да полог-то запахивай!
Векша замолчал, сбившись на полуслове.
И Жилята услышал голос Лютобора, разом вырвавший его из сонного оцепенения.
— Дядька Лавр, тебе Путислав велит идти к нему в шатер. Хочет, чтобы ты присмотрел за Изяславом. Боярина-то сам великий князь Владимирский, к себе позвал. Говорят, вернулись наши, что уходили с княжичем Всеволодом. Сказывают, полон привели. Вот великий князь Владимирский и хочет сам их встретить, и Путислава позвал к себе для того же.
После этих слов, Жилята ощутил в душе, невесть откуда взявшееся тоскливое безразличие.
Глава десятая
Ветер, налетая из-за Волги, кружил на речном льду облако снежной пыли. Подхватываемая его порывами, она всё никак не могла улечься, даже и тогда когда поднявший её суздальский полк скрылся из глаз за прибрежным откосом. Лютобор глядя вслед, думал о том, как когда-нибудь сам встанет в ряды этого полка. Он представлял себя на боевом коне, с копьём в руке, мчащимся на врагов и хотел, чтобы это случилось как можно скорее.
Холодный вихрь пронёсся по улице отделявшей стан суздальцев от стана владимирцев. Подхваченный им стяг развернувшись, затрепетал, захлопал по воздуху. Его алое полотнище волновалось и Лютобору чудилось, что вышитый на нём лев, двигается как живой. Ветер, взметнув позёмку, ворвался в толпу людей и, обсыпав их снежной крупой, улегся. Стяг тотчас же безжизненно обвис на древке, своими длинными клиньями, покрыв позолоченный шлем Всеволода. Тот, мотнув головой, поёжился. Он и молодой стяговник, сидели верхом на конях. Все остальные были пеши. Князь Ярослав с тремя дружинниками и пятеро гридней его старшего брата, стояли плотной группой рядом с княжичем. Смотрели, как великий князь показывает воеводе Путиславу, добычу суздальцев, примерно три десятка пленных и говорит о том, как лучше с ними поступить.
— Мужей среди них, конечно же, мало. Они же сейчас все в войске Пургасовом. — Юрий Всеволодович посмотрел на воеводу и благодушно улыбнулся. — Так надо бы их баб с детишками по деревням раздать. Там не пропадут. Доживут до урожая и прок от них, потом пойдёт…
Лютобор слушая его, удивлялся тому, как легко он понимает мысль этого большого и важного человека. Мужиков среди пленных было всего двое. В старых, засаленных и сильно закопченных овчинах, они стояли перед князем так, словно хотели собой заслонить остальных. Было очевидно, что эти уже не молодые люди не смогут сами прокормить своих близких и те, без хозяйской заботы, зиму не переживут.
Глядя на них, Лютобор соглашался с великим князем и думал о том, что мыслит как он. Гордясь таким сходством, он смотрел на него и сам того не замечая, пытался приосаниться подобно ему.
Блистая роскошной вышивкой своего кожуха, Юрий Всеволодович прошелся мимо пленных, глядя на стариков, баб и детишек.
— А то чего ждать? — Скрипнув снегом под сапогами, князь обернулся к воеводе. — Велю их сейчас послать в мой обоз! А завтра с остальными отправлю в свою вотчину. Что скажешь? — Испытующе взглянул на Путислава. — Что скажешь на то, что я весь полон и прочее, заберу себе?
Лютобор ушам своим не поверил. Виданное ли это дело? Чтобы владимирский князь отнимал честную добычу у суздальских воинов. Ища этому объяснение, он обернулся к стоящему неподалёку княжичу. Всеволод, Ярослав и все их гридни, замерев в немом ожидании, смотрели на Путислава. Тот стоял к ним спиной, но Лютобору казалось, что он знает, какие чувства сейчас отражаются в глазах дяди. Ему даже чудилось, что он видит плещущееся в них негодование. Он, как и все ждал ответа и представлял, каким он будет. Чувствовал легкую оторопь и вместе с ней восторг, какой у него бывал перед дракой.
Путислав еще несколько мгновений смотрел на пленных, жавшихся теснее друг к другу, стараясь хоть так спастись от холода, или от взглядов, присматривавших за ними нескольких суздальцев во главе с
