Картина выходила неожиданная. Судя по всему, сделка с Джоном Доу еще не завершена, ситуация взведена как затвор, и что-то вот-вот полыхнет. И как раз для этого Дин и нужен Ричарду, хитромудрый чернокнижник чего-то от него ждет, отводит ему немаловажную роль во всей этой истории. Возвращаясь к уже приевшейся шахматной аналогии, Диноэл чувствовал себя игроком, которому показывают лишь часть доски и по косвенным признакам предлагают угадать движение основных фигур. Внутренний голос настойчиво советовал подыграть королю, хотя бы даже и вслепую – то, что им явно манипулируют, Диноэла не смущало, в их деле этого не избежать, да и слишком многое поставлено на карту, а все прочие варианты вызывают явный протест. Странно и непонятно было другое – по-прежнему загадочно молчало чувство опасности, фундамент и главный ориентир всех замыслов. Получалось, что устранение упрямца-контактера вовсе не входило в тайные планы короля Ричарда, а скорее даже наоборот. И вся штука в том, что ухаживание за монаршей внучкой в эти планы безукоризненно укладывалось, Дин чувствовал, что идет по правильному пути. Это вновь приводило его к отправному пункту.
Да, поступаю бесчестно. Это плохо. Смешиваю личные чувства с интересами дела – еще не лучше. Что же, все бросить и бежать, дабы не мешать счастью друга? По правилам благородных манер так и следовало бы поступить – немедленно уехать.
Исключено. Бросить дело на полдороге? После такого разве что застрелиться. И еще. Предоставить Мэриэтт возможность по ночам, под благонамеренный храп Олбэни, с грустью вспоминать о своем кратком романтическом увлечении? Но Диноэл вовсе не собирался превращаться в сентиментальное воспоминание. На своем столе он даже переменил позу – ему неожиданно пришло в голову, как одним словом можно охарактеризовать и объяснить ситуацию. Шанс. Эта ученая девушка с несказанной красоты глазами – его шанс на дальнейшую жизнь, в ее руках ключ от следующей двери в его судьбе, если только она согласится поддержать его на этом новом пути, все прежние дороги, похоже, закончились… Лишь бы развязаться со всей этой дьявольщиной, а там можно что-то и попробовать…
«А ты спрашивал мнение твоего шанса на этот счет? – вмешался притихший было «клинт». – Завтра она поцелует Олбэни под рев ликующей толпы, и крышка твоим светлым надеждам. Никто тебе ничего не обещал, да и то сказать, любой шанс – это рулетка. Займись-ка ты своим делом и попробуй умереть ради него – вот это самый подходящий для тебя выход».
* * *Разумеется, в итоге на праздник он пошел, хотя благодаря обуревавшим сомнениям немилосердно опоздал – доскакал до Белгравии, пробежал под вереницей флагов, длинными черными полотнищами указывавшими, где в стародавние времена вокруг Старого крыла проходил ров, направлявший вешние и всякие иные воды вниз, к Гавани, миновал ворота, увешанные венками, сжал плащ в изысканный меховой жилет и быстрым шагом поднялся по уже опустевшей парадной лестнице, залитой светом входящих в моду газовых ламп. На гостевой площадке, прощальном шедевре Кугля, одиноком бастионе модернизма в духе Шехтеля, втиснутом в царство позднероманского и раннеготического стиля, Диноэла встретил Пенкрафт, управляющий дома Корнуоллов – не хочется думать, что еще сорок минут назад на этом самом месте с официальными улыбками встречали прибывших Мэриэтт и Олбэни.
– Ах, сэр Дэниел, – всплеснул руками величавый старик, – какую речь вы пропустили! Милорд превзошел сам себя! Поднимайтесь скорее, сейчас как раз перерыв. Питер, проводи!
Из коридора, окружавшего пиршественную залу, толпа гостей в эти минуты растекалась по своим местам, и Дин едва успел раскланяться с тремя-четырьмя знакомыми. Здесь он был знаком практически со всеми, и большинству был известен как потомок древнего захиревшего рода – впрочем, весьма и весьма богатый, любезный, щедрый, остроумный, с достойной оригинала чудинкой, но самое главное – давний знакомый его величества, вхожий к монарху в любое время дня и ночи, и, как полагали, исполнитель таких его поручений, о которых сказано, что чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Лакей подвел его к нужной двери, и Дин вошел, мысленно фыркнув: «Южная трибуна».
Чертог сиял, все шумно рассаживались за уставленный приборами гигантский белоснежный квадрат стола. Дин тоже сел на положенное место и немедленно удостоился благожелательно-приветственного кивка корнуолльского правителя с другого края зала. Черт, похоже, этому философу и впрямь все нипочем. Какой же, о господи, у них там был разговор с Мэриэтт? И был ли вообще? А вот и она – сказочно хороша, бледна, смотрит строго перед собой – светская выучка, при полном параде – коса, меха, самоцветы, диадема. Да и Олбэни по такому случаю ненадолго предстал в полном княжеском облачении, в короне и серебряном поясе. Слева Роберт в своем кресле и черном свитере с высоким воротником – подражает Ричарду, стервец, искромсанные космы расчесаны, взгляд, как всегда, мрачно-отсутствующий. Вдовствующая герцогиня явно покрасилась.
Под несущийся со всех сторон говор ожидания первых блюд и первых тостов Диноэл сел. Он не мог не смотреть на Мэриэтт и Олбэни, хотя приказывал себе не сводить глаз с лежащей перед ним мельхиоровой вилки, с ее массивной ручки с тройным выпуклым завитком черненой волны. Вот Олбэни, повернувшись и наклонив голову, что-то говорит ей, вот накрыл ее ладонь своей, она не смотрит на него, а вот он, кажется, собирается встать. Тут, как уже в порядком подзабытые времена, Диноэла накрыл вал жгучего неприятия, отторжения, если не сказать омерзения, ко всему окружающему. Грандиозность поставленных им перед собой задач вдруг отъехала на задний план, а на первый выступила вся фальшь и идиотизм его теперешнего положения. «Зачем я здесь сижу, – со злостью спросил он себя, – за каким чертом меня вообще сюда принесло? Зачем мне все эти люди? Разве здесь мое место? В какую дурацкую дипломатию я играю? Вот сейчас этот мудрец поднимется и заговорит о помолвке, с него станется. Я что, обязан вот это выслушивать? Да наслушался я уже на своем веку, и выдержки проявил достаточно, хватит с меня!»
Выждав момент, когда, как казалось, на него никто не смотрел, Дин выскользнул из-за стола и, благо дверь находилась в полутора шагах за спиной, вышел в коридор. Не испытывая ни малейшего желания сталкиваться с лакеями и такими же, как он сам, запоздалыми
