Айвен вышел из-за стола, и они даже обнялись.
* * *Мэриэтт дома Диноэл не застал – она позвонила и сказала, что уезжает-таки в Мюнхен и по пути купит продукты, чтобы они могли поужинать дома. Постояв посреди гостиной и рассеянно оглядевшись по сторонам, Дин опять спустился в цокольный этаж, открыл сейфовую дверь шлюза и вошел в оружейную комнату. Там он вытащил «клинты», проверил уровень смазки и зарядки аккумуляторов – механика с последнего раза оставалась практически чистой – выкатил барабаны, вытряс патроны и рассадил пистолеты в темные губчатые норы их ступенчатых боксов. Потом автоматическим движением захлопнул крышки и защелкнул замки. Неожиданно к нему пришло странное чувство – вдруг стало жалко и грустно выпускать из пальцев нагретые теплом его рук рубчатые рукояти, будто он не то хоронил, не то предавал старинных верных друзей.
– Минуту, минуту, – сказал он вслух, что с ним случалось крайне редко. – Ребята, не сердитесь. Я теперь писатель. Или историк…
Оба «клинта» промолчали. Но та же история произошла, когда он забросил на вешалку свой неизменный «двести одиннадцатый» балахон-плащ – то же тоскливое и необъяснимое чувство расставания, а вовсе не беззащитности, как он мог бы предположить.
– Да что со мной такое, с ума схожу.
Все же оставаться совсем без оружия было выше сил. Мало ли что – скажем, какому-нибудь слабоумному стрельнет в башку свести какие-нибудь давние счеты. Диноэл несколько мгновений колебался в выборе между «глоком» и «питоном», но остановился все же на «глоке» как на более плоском и, следовательно, более интеллигентном. Дин взял самую мягкую подплечную «сандалету» и, после краткой душевной борьбы, воткнул в специальное отделение запасную обойму – ну невозможно вот так, в одночасье, стать другим человеком.
* * *Мэриэтт привезла хорошие новости. У Вирхова ее приняли с распростертыми объятиями, сразу предложили лабораторию и финансирование, но, самое главное:
– Угадай, где у них отделение экспериментальной морфологии? В Аугсбурге!
– Так мы и живем в Аугсбурге. Стоунбрюгге это практически и есть Аугсбург.
– Да, так что можешь радоваться – переезд пока откладывается. Но очень надеюсь, что не навсегда… А как у тебя? Что сказал директор?
– Требует отчет. Не люблю я этого. Раньше такими вещами всегда занимался Скиф.
Мэриэтт возмутилась. Всякое упоминание о Контакте действовало на нее, как прикосновение раскаленным железом.
– С какой стати? Они же тебя уволили, какие отчеты? Ты уже при мне написал две штуки. Хватит. Ты уже поставил точку.
– Неудобно перед Айвеном.
– Очень даже удобно. Много тебе помог твой Айвен? Или… Боже мой, ты все еще надеешься туда вернуться?
Запахло ссорой, однако Мэриэтт тут же решила сменить гнев на милость.
– Ладно, хорошо. Ты очень хочешь есть? Подождешь, пока я приготовлю праздничный ужин, или поедем куда-нибудь? Можно и здесь. Теперь перед нами встает эпохальная задача привести тут все в порядок. Послушай, не обижайся, но так нельзя. Я утром осмотрелась – это же кошмар, бункер какой-то. А кухня? И в ванной – будто бомба взорвалась. Твои девушки что, этого не замечали?
Подобные разговоры не были для Диноэла сюрпризом, женщины всегда любили переставлять мебель в его доме, но такого радикального подхода, как у Мэриэтт, не было ни у кого. С Черри у них это была забавная игра. Мэриэтт превратила обустройство жилища в танковую атаку.
Раньше для него разные проблемы и заботы домашней жизни были краткими эпизодами между командировками. Ныне же на отставного контактера во весь свой звериный оскал ощерились проблемы быта с их деталями и мелочами, в которых, как известно, скрыт дьявол – для походного человека подлинное проклятие.
Он любил свой дом, но отношения с Мэриэтт выявили в этой любви неожиданную грань. В своем обиталище он знал каждую трещину и выщербину, принимал таким, какой он есть, здесь его ждала Черри, которая тоже никаких неудобств не замечала – она обожала живописные руины, хотя бы даже и на собственной кухне, да и вообще детали быта ее волновали очень мало, – и отсюда они отправлялись в путешествия по городам и странам – до следующей его командировки. Перевалочная база – ни в каких мечтаниях он не собирался делать из бывшей, хотя и нежно любимой водокачки что-то наподобие родовой берлоги. На этот случай имелись хотя и достаточно туманные, но все же отмеченные в памяти варианты, скажем, одна маленькая, но уютная вилла на скале, выдвинутой в море – в шторм там, наверное, как на корабле. Или симпатичный замок над водопадом – Дин знал такой, с потрясающим видом на окружающие горы. Но даже и там он не собирался долго засиживаться. Поэтому планы Мэриэтт совершенно сбивали его с толку.
Например, свою сучковато-задористую кухню, с корягами, приспособленными под ящики, и проводкой, в нарочито не убранной в стену разномерной гофре, он считал шедевром стиля. Но у Мэриэтт такой интерьер вызвал ужас и презрение, и вот настала великая эпоха ремонта, а затем объявлен сезон покупок и оборудования встроенной техники. О, поэзия компрессионных соединений! Неотразимое очарование плитки и наливных полов! Навыки Диноэла в работе с различными инструментами тут подходили мало, и Мэриэтт уговорила его доверить смену ландшафта профессионалам. Его любимица, непременная участница ночных бдений в горячей ванне, коварная старуха-фрейлина, скептически наблюдавшая за ним с потолка, погибла под натиском шпателя, грунтовки и краски. Бедная, беззащитная злюка! Дина грызла совесть, он чувствовал себя предателем. Злосчастная кухня вызвала особенно жаркие дебаты, накал битвы за функциональный дизайн поднялся до нешуточных обид. Примирение было достигнуто на нейтральной для обоих почве хайтека, чья нержавеющая стилизация плиты и раковины не то под паровую турбину, не то под дизельный двигатель послужила основой для компромисса. В подтверждение добрых намерений Дин блестяще освоил моющий пылесос и даже хвастался Мэриэтт изобретенным стилем уборки: «Представь себе, что красишь, как маляр – главное, чтобы не оставалось непрокрашенных мест, надо чувствовать линию стыка с тем местом, которое ты уже прошел».
Но увы. Благодаря всем этим милым новшествам дом постепенно терял знакомое лицо и понемногу становился для Диноэла чужим. А полюбить его как прежний почему-то не получалось.
Вслед за домом поменялся и облик хозяина. Расставшись с вечным, как многим, в том числе и самому Диноэлу, думалось, профессиональным облачением в виде знаменитого плаща, он надел спортивную майку, куртку, мешковатые штаны со множеством карманов и
