Осознав выпавшее на его долю предназначение, Диноэл взялся за дело с присущей ему скрупулезностью. Он быстро сориентировался в бескрайнем море лекарственных препаратов, синергетиков и антагонистов, вник в детали всевозможной электроники анализа и жизнеобеспечения, и в итоге купил настоящий реанемобиль минивэн со всем положенным роботизированным оборудованием, которое еще и собственноручно модернизировал до последнего писка лечебных технологий, и теперь сам в критической ситуации доставлял Мэриэтт в клинику, потрясая местных лихачей и полицию устрашающим мастерством вождения. Когда во время недоброй памяти ливней апреля шестьдесят девятого захватившее едва ли не треть Баварии наводнение затопило и знаменитое Второе шоссе, и Ауэнштрассе, Диноэл ухитрился проехать по секретной подземной магистрали и на выходе снести ворота запечатанного спецслужбами подвала в Аугсбурге. Самое интересное, что ни со стороны городских, ни федеральных властей, ни тем более руководства СиАй – где давно махнули рукой на его художества, – никакого наказания за эту дерзость не последовало. Его даже не лишили прав.
Сама же Мэриэтт – больная ли, здоровая ли – твердо стояла на своем: «Начинай заниматься делом. Пиши, собирай материалы. Не теряй время. Я буду следить, как там у тебя получается».
И вот в один из дней, когда Мэриэтт по причине, что ее не слишком корчило и выворачивало, умчалась на работу, Дин уселся за стол, включил свежекупленную клавиатуру с подсветкой и с тоской уставился на монитор. Проблем было две. Первая: никакого представления о писательской работе у него не было. Искусство владения словом, как и любое искусство, содержит в себе значительную долю ремесла – навыков, порой довольно нехитрых, умений распределить, расставить и выделить. Диноэл не имел ни малейшего понятия, даже как к этому делу подступиться, хотя бы просто набросать план. Второе: что такое мемуары, как они, собственно, должны выглядеть, он тоже не знал. Дальше стандартных отчетов – да и то с немалыми огрехами – его литературное образование не шло.
Ладно, подумал он, начнем сначала. «Появившись на свет в полном смысле слова неизвестно откуда…» Стоп, стоп. А надо рассказывать историю своего рождения? Это как будто к воспоминаниям не относится, вдобавок получится целая диссертация, кому это интересно? «Я попал в спецкласс, организованный…» Минуту, а кем, в самом деле, был организован этот класс? Вот этим он никогда не интересовался. К Академии СБК, куда его задним числом относили, он никакого отношения не имел, это Дин помнил точно, лицеев тогда еще не было… Кто же и по какому почину собрал всех этих одаренных детишек, включая и инопланетного чудо-юнца? Наверное, есть какие-то документы… но где их искать? «Верховодила там одна стерва, отношения с которой у меня не сложились с самого начала…»
Он поднял глаза и посмотрел в окно. Ветер раскачивал голые ветви деревьев.
Лицо Хелен он и теперь мог представить в деталях, но вот вопрос – кто же такая она была на самом деле? Десятая спица в колеснице одного из аналитических отделов. Но кто и почему дал ей власть над неокрепшими детскими душами?
Дин снова стал смотреть, как волнуется голый и мокрый лес на склоне холма. Двадцатый год. Время идей, время надежд и восторгов. Какая чудесная мысль! Конечно, собрать всех этих ребятишек в спецкласс, прямо здесь, в Академии! Знакомство с контактными технологиями уже со школьной скамьи! Это наше будущее! Наша грядущая элита!
Разумеется, надежды оказались чепухой, никакой элитой они не стали, ничьими планами это не предусматривалось, и он еще тогда, еще полудетским чутьем разобрал, что вся эта затея – допущенная чьим-то властным недосмотром компенсация психопатических комплексов одного-единственного человека. Хелен бойко самоутверждалась, наверстывая свои жизненные провалы, Диноэл не скрывал своего юмора по этому поводу, и она быстро поняла, что ему удалось заглянуть под ее личину энтузиазма и непредвзятости. Он был весел, по-юношески жесток и прав – а такое простить совершенно невозможно. Что поделаешь, не любят всевозможные лидеры, фюреры и диктаторы, когда кто-то проникает за кулисы их маленьких театров. Преподаватель лютой, но тщательно скрываемой ненавистью возненавидел своего лучшего ученика.
Более всего Хелен – кстати, а сколько ей тогда было лет? – любила играть в объективность. Она обожала изображать мудрого, демократичного Учителя, а временами – просто Бога. Она сразу же заявила – равный ко всем подход, никаких группировок, никаких любимчиков. Те, кто поумнее, тут же закричали, встав вокруг нее, – да, да, равноправие, мы сами станем за этим следить, мы не допустим – и немедленно образовали ту самую мафию фаворитов, с которой так пылко клялись бороться. Дин в этот ближний круг не вошел. Он был постарше, уже побывал в экспедициях, уже пропитался вольным духом Контакта, и традиционная для полевиков неприязнь к начальству успела пустить в нем глубокие корни.
Так что, и про Хелен тоже писать? Диноэл с сомнением покачал головой. Тогда надо лезть в архивы – по меньшей мере уточнить даты. «Клинт», упрятанный в кейс и запертый в подвале, утратил дар речи, но его ехидный смех было очень легко себе представить: «Глядите, какой архивный работник у нас выискался!» Дин сцепил зубы. Черт с ним, возьмемся за то, что знаем на самом деле.
«Мое, так сказать, боевое крещение состоялось в Шайонском лабиринте, летом двадцать второго года». Погоди, или двадцать четвертого? Он закусил губу и яростно поскреб бровь. С Франческой они тогда еще женаты не были, значит, все-таки двадцать второй… Постой, а про Франческу тоже надо будет писать? В ту пору она была совершенно безбашенная девка с набором искросыпительных вывихов в мозгу, и как про это рассказывать? Черт с ним, пошли дальше. «Лабиринты подобного рода являются своеобразной визитной карточкой цивилизации Предтечей, лишний раз доказывающей, что Предтечи или сами были в значительной степени человеческими существами, или в своей деятельности ориентировались на таких существ».
Тут Диноэл наконец почувствовал под ногами сколько-то привычную почву, и пальцы уже веселее заскакали по клавишам.
«Это трехмерные, обычно каменные структуры, масштабов от скромных до поистине циклопических, расположенные на глубинах, как правило, от двадцати до ста метров и поэтому легко читающиеся даже при первичном сканировании. Служат они замками, а зачастую и хранилищами так называемых рабочих сфер, где обычно находятся артефакты, имеющие отношение либо к транспорту, либо к энергетическому обеспечению. Активной и наиболее неприятной для исследователя частью лабиринта является устройство, именуемое «зубом Будды», он же «шахматы», он же «уборщицы»,
