Мэриэтт твердо держалась намеченной линии. Во время одной из закупочных вылазок – Диноэл держался затворником, не показывался ни на каких сборищах и чествованиях, и репортеры у границ парка бесновались, словно пираньи в аквариуме на витрине мясного отдела, – были куплены все необходимые писательские принадлежности. Домовому компьютеру с голосовым управлением – его звали Билл («Билл, убавь свет в спальне», «Билл, что-то прохладно, прибавь температуры») – произвели увесистую инъекцию редакторских программ, проверки орфографии, форматирования, верстки, шрифтов и прочей издательской премудрости, купили совершенно космического вида монитор, небывалую клавиатуру, которая, казалось, сама обладает искусственным интеллектом, а заодно умеет стирать белье и воспитывать детей, еще принтер – словом, стараниями Мэриэтт Дин был полностью экипирован для создания какого угодно шедевра.
Кроме того, Диноэл исправно выполнял все медицинские предписания Мэриэтт. Ему что-то кололи, чем-то прогревали, мигали в глаз каким-то лазером. Дин терпеливо все сносил, но, надо признать, особого эффекта не чувствовал.
* * *За всеми этими хлопотами подоспевшая осень незаметно повернула к зиме, холодный ветерок все чувствительней забирался под куртку, в убранстве подступающих к стенам лесов сквозная чернота подъедала островки желтого и багряного. Полетели снега, и вот из-за примеряющих белые шапки холмов проглянул Новый год. В один из дней возле дома остановился почтовый фургон и изрыгнул деревянный ящик солидных размеров. В ящике оказался Мэриэттин «Харлей» «Тарантул», все ее лондонские платья и драгоценности, ворох накопившихся бумаг и письмо тетушки Агнессы, среди прочего сообщавшей, что «этот чудак Олбэни все-таки женился на своей Маргарите» и уехал из Лондона – похоже, навсегда.
Письмо читали за ужином, Мэриэтт положила его рядом с тарелкой, надолго замолчала, и дальше ударила молния, обрушились небеса, землетрясение поменяло местами море и сушу, и жизнь еще раз свернула в другое русло.
– Дин, я беременна.
Диноэл отложил вилку, в обычной манере устремил задумчивый взгляд в сторону, а потом на Мэриэтт.
– Прости за глупый вопрос, но ты уверена?
– Сама несколько раз делала анализы. А потом и не сама. И срок уже приличный.
– Что ж, поехали. Мы ведь, как я понимаю, должны к кому-то ехать? Успеваем доесть?
– Завтра в час. Нужна твоя генетическая карта, необходимо твое согласие и подпись, ты ведь какой-то невероятно засекреченный…
* * *В кабинете профессора Розенталя мало что напоминало о медицине. Полумрак, уют, антикварная лампа, натуральная кожа кресел, шторы с вышитым рисунком ручной работы, книжные полки с фолиантами, письменный стол ценой, похоже, как космическая яхта – Диноэлу даже стало неловко за свои кроссовки. Сам Розенталь был молод, лыс – не то по моде, не то по природе, высок ростом и носил дымчатые очки без оправы, которые в другие времена назвали бы «стрекозиными», и более всего походил на веселого верблюда. Веселого потому, что прямо-таки излучал оптимизм и веселье, и вид имел такой, будто все время собирался пошутить. Говорил он, однако, о вещах отнюдь не шуточных.
– Ну-с, дорогие будущие родители, мы с вами, в общем, стоим перед чудом. Чудо очень долго заставляло себя ждать, а теперь вдруг сказало «да», и в обоих случаях непонятно почему. Чудеса, как известно, анализу не поддаются.
«Чего этот дромадер так веселится», – мрачно подумал Диноэл – ему такое вступление не понравилось, он явственно чуял неладное, и дромадер, словно услышав его мысли, немедленно оправдал ожидания:
– Но чудеса, к сожалению, вовсе не обязаны быть приятными. У меня для вас две новости – хорошая и плохая. Начну, как принято, с плохой. Доктор Дарнер, у вас в крови обнаружены тельца Рипли. Это прямое указание на присутствие так называемого синдрома Рипли.
– Это же что-то из экзобиологии? – спросил Дин.
Розенталь тут же пришел в восторг:
– До чего же приятно иметь дело с коллегами! Не совсем точно, но в принципе верно.
– Ладно, а хорошая новость?
– Хорошая новость на сегодняшний день в том, что число телец Рипли крайне мало, процент-полтора, что говорит о незначительном уровне патологии. Вам в некотором роде повезло.
– А какой прогноз? – спросила Мэриэтт.
– Конкретно, то есть на текущий момент максимально предсказуемо – это достаточно тяжелое течение беременности и, по всей вероятности, преждевременные роды…
– Так, если можно поподробнее, – вмешался Диноэл. – Что это за тельца и чем они грозят?
Розенталь увлеченно закивал, словно радуясь возможности блеснуть познаниями.
– Тельца Рипли – это такие белково-нуклеиновые платформы, что-то наподобие вирусов, а еще точнее – вирусные матрицы. Природа их, увы, изучена недостаточно, хотя явление само по себе не такая уж редкость. Если говорить коротко, то именно они вызывают сильнейшую реакцию, не считая того, что можно назвать обычным токсикозом. Это не просто иммунный конфликт организмов матери и ребенка. Комплексы Рипли, если так можно выразиться, обшаривают каждую клетку, встраиваются во все ДНК, надеясь, так сказать, найти материалы, чтобы построить нечто.
– Нечто – это что?
– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, уважаемый Диноэл – позвольте вас так называть, – да, затрудняюсь, и вовсе не стесняюсь этого. Ваш геном до сих пор некая терра инкогнита, да и у доктора Мэриэтт в хромосомах есть парочка кластеров, которые у меня, например, вызывают живейшие сомнения. Так что чего хотят ваши комплексы Рипли, можно спросить только у них самих, но они нам вряд ли ответят. Известные на сегодняшний день аналогичные случаи демонстрируют либо малопонятную патологию различной степени тяжести, либо нечто, не относящееся к нашей с вами компетенции.
– Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, – буркнул Дин. Еще бы, один Бог знает, в какие дьявольские места этих Проводников заносило за тысячи лет, и из чьих запчастей состряпали его самого – эмбриончик молодой тянет елку за собой. Какая ель, какая ель, какие шишечки на ей.
Но добродушие профессора Розенталя было абсолютно непробиваемым.
– Коллеги, придется мне повторить еще раз – ваш случай довольно легкий. Матрицы Рипли что-то ищут, но не находят, включаются и тут же выключаются без всяких деструктивных изменений или, скажем, новообразований. Мы можем говорить о незначительном, но вполне фиксируемом несоответствии, некомплементарности вашего генетического материала. Наше чудо, так сказать, произошло не до конца.
Тут профессор сделал многозначительную паузу.
– Казалось бы, самым естественным выбором было бы прерывание беременности. Но очень, очень настоятельно рекомендую воздержаться от такого решения. Вся статистика по синдрому Рипли предостерегает нас от этого пути, и статистика эта очень грустная, так что позвольте мне ее не приводить. Проблема в том, что, избавившись от плода, мы можем не избавиться от телец Рипли, и тем самым откроем дорогу самым непредсказуемым последствиям. Поэтому, коллега Дарнер, очень советую, невзирая на все страдания, довести,
