– Хорошо работаете, – одобрил я.
Вайолетта, испуганно взиравшая на быструю расправу, после этой фразы с ужасом уставилась на меня. Сигон только успел открыть рот.
– Дык стараемся. – Рябой свистнул через редкие зубы и получил в ответ такой же короткий и тихий свист. – Усе, дальше нам дороги нема.
– А что, опасность миновала? – Вайолетта прижимала самострел к груди.
– Дык а нежели она была? – ухмыльнулся сопровождающий и отдал мне сумку. Его компаньон в маске вернул вещи Сигону. – Так, шантрапа хулиганская… А к мокрым нам никак не можна. Тёрки у нас.
Какие могут быть тёрки у фернимарских топтунов и пиратов Слез Дракона, я понятия не имел. Да и желания выяснять тоже. Потому просто подмигнул и пошел в сторону больших деревянных ворот, обе створки которых скрепляла массивная цепь. Впрочем, все равно оставалась щель, достаточно широкая, чтобы через нее проехал конный.
За воротами на лавке спал охранник. Ну а может, и не спал, учитывая, что чуть раньше здесь провели наших коней. Дальше дорога круто уходила вниз, и там, среди темных зданий, различался блеск воды.
Пристань на Красном озере не впечатляла. Особенно если сравнивать ее с портом Олдораба или Оззуна. И я даже не упоминаю морские ворота Портейна, куда заходили настоящие красавцы, способные преодолеть сотни миль океанских путей.
Здесь все выглядело много скромнее: полоса деревянного причала на мощных стойках, дюжина подъемных перекладин, три приземистых сарая для хранения рыбы и два двухэтажных здания: трактир и спальный дом. У причала покачивалось пять бекасов и десяток рыбачьих лодок.
– И куда дальше? – тихо и неуверенно спросил Сигон. – И кто все эти люди вообще?
– Сочувствующие, – туманно ответил я. – Идем пока вниз, а там уже разберемся, куда и зачем.
Если у ворот было тихо, то чем ниже мы спускались, тем различимее становился специфический шум, доносящийся от трактира. Кому-то явно били морду, кто-то орал задорное про русалку и черепаху, а кого-то просто тошнило у стены. Впрочем, все веселящиеся уже находились в том славном состоянии, когда не рискуешь далеко отходить от двери трактира. Чтобы не потеряться.
– Надеюсь, нам не туда, – мотнула головой Вайолетта. Ее лицо при виде пьяных матросов уже не выражало ужаса, как прежде. Отвращение – да, но хорошо заметно, как девица пообвыклась.
– А как я на это надеюсь! – сказал я, осматриваясь. Кору вроде знал, что делает. Едва ли бы он стал посылать нас к капитану, который усасывается до морских чертей в шумном трактире.
– А вон там – не наши лошади? – спросил Сигон, вытягивая шею и указывая пальцем в сторону. Сейчас как никогда стало ясно, насколько граф еще юн. Впрочем, симпатии ему это не прибавило.
– Наши, – кивнул я. – Идем.
Животных привязали к деревянной ограде причала. Рядом с ними уже стоял зевающий матрос и чесал затылок. Видимо, силился понять, откуда тут появились эти четвероногие штуки. Насколько мне было известно, большинство водоплавающих крайне не любили передвигаться верхом. И лошадей терпеть не могли.
– Руки убери, – сказал я и полез в карман, где лежала монета Кору. – Ваша лохань?
– Язык придержи. – У матроса ощущался сильный сингалонский акцент. Только они так растягивают гласные. – Какого дьявола тут делают сухопутные крысы? Лялечку нам привели?
Шу набычился и сжал кулаки. Матрос отступил, сплюнул в воду и заложил кулаки за пояс. Там ходившие на бекасах хранили крохотные, остро заточенные клинки. Можно по горлу полоснуть, а можно и метнуть. Как карта ляжет.
– Ша! – сказал я и достал ржавый золотой. – Лаведа Сирый вас водит?
Матрос наклонил голову и прищурился.
– А если так, то что? – обожаю разговаривать с сингалонцами: они всегда отвечают вопросом на вопрос. Обменяешься с ними парой фраз и тянет придушить говнюка.
Я швырнул монету, и моряк ловко поймал ее. Поднес к глазам, и прищур стал сильнее.
– Так это же лажа! – удивленно сказал матрос. – Причем фуфловая лажа. Иди дурных поищи.
– Заткнись и отнеси капитану, – сказал я. – Не представляешь, как он обрадуется. Расцелует тебя.
– Сам с ним целуйся. – Матрос показал Сигону неприличный жест и ловко взобрался по палке с поперечными перекладинами.
Лестница, или как называли ее водоплавающие, трап, вела на борт потрепанного бекаса. На борту корабля кто-то изобразил уродливую утку и написал: «Лебедь».
– А как мы станем подниматься на это… На эту… – Вайолетта с сомнением осматривала кривые грязные «ступени». – Оно же такое грязное, да еще и скользкое!
Я не прислушивался к ее словам. И к ворчанию Сигона, что он «всем покажет», тоже. Над нашими головами раздавалась скороговорка недовольных голосов. Матрос что-то объяснял, а его то и дело перебивали, поминая какой-то «тот случай».
Наконец перебранка закончилась, и над бортом бекаса появилась смуглая физиономия с копной иссиня-черных волос. Взгляд карих глаз пробежался по нам, задержался на мне и окончательно остановился на принцессе. Неизвестный сложил губы трубочкой и присвистнул. Потом вернулся ко мне.
– Жирный засранец злоупотребляет моей добротой, – сказал мужчина.
– Не только твоей, и не только добротой, но точно злоупотребляет, – согласился я. – Однако он обещал, что ты нас возьмешь.
– Нет, но какая ляля! – пробормотал собеседник и махнул рукой. – Давайте, бездельники.
Через борт перебросили толстую широкую доску, конец которой с грохотом упал на причал. Лошади испуганно заржали, а Вайолетта шарахнулась в сторону. На бекасе начали хохотать.
– Не обращайте внимания на этих грубых мужланов. – Брюнет отбросил волосы со лба. – Поднимайтесь на борт «Лебедя» и чувствуйте себя как в королевском дворце.
9
А как утро настало,Тучи небо нагналоИ холодным дождем зарыдало.А как утро настало,Смелость ветром украло,Сердце камнем к пяткам упало.Казнь убийцыЛаведа выглядел бодрым, точно и не влил в себя четыре стакана «Золотого рассвета» – крепленого портейнского. Я хорошо знал о предательских свойствах сладкого напитка, поэтому употреблял его крайне осторожно. На вкус вино напоминало взвар типа того, что варят бабки в деревнях, но было способно запросто свалить с копыт любого здоровяка в самый неожиданный момент.
Мои спутники не подозревали, чем их, собственно, угощает гостеприимный хозяин каюты, где мы расположились, поэтому охотно прикладывались к своей посуде. И если небольшие бокалы лишь развязали Вайолетте язык да заставили покраснеть нос, щеки и уши, то Сигон успел конкретно нарезаться. Граф тупо смотрел перед собой и временами бормотал нечто непонятное, постукивая кулаком по столу.
Впрочем, на мальчишку никто не обращал внимания. Я сидел чуть в стороне, постаравшись, чтобы свет двух больших желтых светильников падал куда угодно, но только не на меня. Наполовину опустевший стакан был еще тем первым, который налил Сирый. Время от времени я делал вид, будто наливаю из бутылки, зажимая горлышко большим пальцем. Нализаться на борту бекаса? Да храни меня святая Троица! Я уж лучше сяду голой задницей на клубок змей.
А принцесса вовсю чесала языком с капитаном посудины, которая в этот момент неторопливо двигалась по Мшице. Красное мы успели покинуть еще до полуночи и первого бокала «Золотого рассвета».
Так вот, Лаведа «разверз фонтаны
