Еще долго вся компания сидела за столом и пила мед из деревянных чаш. Когда стемнело Беорн ушел патрулировать свои владения, оставив дом в полном владении гномов, воительницы и мага.
Подбросив поленья в очаг, они решили развлечься своим излюбленным способом — спеть песни. Отсветы пламени создавали полумрачную и уютную атмосферу, располагающую для этого.
И вновь Риан перенеслась к процветающему Эребору, ветвистым густым деревьям, растущим по всей горе, яркому солнцу, реке, берущей начало от главного входа. Перед глазами мелькали образы темных тоннелей и ярко освещённых помещений, сокровищ и рудников. Она и впрямь переносилась домой. Несмотря на то, что девушка застала Эребор в печальном состоянии, после разрушений его Смаугом, она до сих пор им восхищалась им.
Кили как обычно возжелал, чтобы Риан также исполнила что-то своё, поскольку именно её пение действовало на них убаюкивающе. Уже завтра им предстоит долгий переход через неизведанный лес. Разомлевшая от тепла, песен и вкусной еды Риан не нашла причин для отказа. Но вновь столкнулась с дилеммой. Что спеть? Здесь уже несколько раз звучали песни о доме, поэтому ей показалось правильным вспомнить и о своём.
Много ночей, привыкая к новой себе, девушка, не сдерживая слез, вспоминала свой родной Тарбат, в которой ей больше не вернуться. Вначале виной этому были причины, связанные с тем, что её там не примут, а уже после… Когда она совершала столь долгий путь от Горы и в Шир, Риан узнала, что возвращаться некуда. Болезнь упала на некогда процветающий город и выкосила почти всех. Лишь некоторые смогли сбежать кто куда. Остальных же, лишенных защитников и обороны, уничтожили орки.
Известия о том, что её семья либо погибла от болезни, либо была убита орками совершенно не приносила радости. Единственное, что еще успокаивало девушку, так это то, что её братья и сестры успели пожить, и самых дорогих ей людей уже не стало по естественным причинам. О своих племянниках и даже внуках она старалась не думать.
Решив в последний раз помянуть место своего взросления и больше не вспоминать о нем с горечью, она затянула неспешную мелодию:
Град, что мне с рожденья дорог,
Где прозвучал мой первый вдох,
Канул навсегда в забвенье,
От беды спастись не смог
Там, в домах, под сводом крыши,
Где всегда жила любовь
Уже давно никто не дышит
Не вернётся к жизни вновь
Тяжелы воспоминанья
Их так хочется забыть,
Чтоб не думать о тех душах,
Что мой враг дерзнул сгубить.
Он и хворь, подняв кинжалы,
Всех убили не щадя,
Тарбат теперь как призрак,
Но он дорог для меня.
Риан вновь не смогла сдержать слез. Все эти воспоминания навалились на неё и встали в горле комом. к тому же обстановка этому располагала. Ей уже было все равно, что она проговорилась. Но, оглянувшись, отметила, что никто из слушающих не обратил внимание на безвестный, находящийся неизвестно где город, которого сейчас уже не существует.
Большинство приуныли и уже сладко посапывали, растянувшись на соломе и положив свое оружие рядом. Лишь Кили, выступающий обычно её “жилеткой”, слегка приобнял Риан и начал поглаживать по спине. Девушка не особо любила подобные утешения, предпочитая переживать горе в одиночку, поскольку вместо того, чтобы успокоиться, принималась скорбеть еще больше. Почему же в этом мрачном доме, полном уставших путников, она ощущала себя такой потерянной и одинокой? И объятия Кили, а после и его брата, произвели на неё совсем не желанный ею эффект — она обняла его и, не прекращая тихие рыдания, прижалась к молодому гному. Сейчас ей хотелось именно этого — сочувствия.
Торин смотрел на открывшуюся картину и не понимал, почему его сердце словно сжимается железными тисками. Видеть, как вечно счастливая и улыбающаяся девушка плачет было выше его сил. Он хотел подойти к ней и утешить хоть как-то, но в последний момент отдернул себя. Что с ним такое? Почему каждый раз, когда взгляд касается этой девушки, он становится словно не в ладах с собой? Ответа на этот вопрос не было. Однако он был у его племянника, что обнял её еще сильнее. Вместо того, чтобы успокоиться девчонка вцепилась в него руками и зарыдала сильнее. Кили лишь поглаживал свою эльфийку по голове и шептал ей на ухо что-то успокаивающее.
Разве она не понимает, что творит? Разве не видит, как действует и на Кили? И даже на Фили, который с некоторой завистью в глазах наблюдает за ними? Разве не поймет, что скрытый огонек в глазах и тайное любование ею означает для них нечто большее? Торин не мог дать ответа и на это.
Фили не выдержал и так же подошел к белокурой эльфийке. Он поднес ей белоснежный носовой платок, вынутый неизвестно откуда, и та его приняла, наконец-то улыбнувшись. Что произвело на неё такой эффект? Неужели исполненная ею песня про дом? Торин был прав ─ она ребенок, который скучает по дому и ждет не дождется возвращения. Ей не нужен был ни этот поход, ни эти опасные приключения.
Через какое-то время, когда почти все гномы похрапывали на своих соломенных лежаках, Гэндальф сидел неподвижно, разглядывая тусклое пламя свечи. Как и сам Торин, скрывшийся в тени и наблюдавший за всеми. Их молодая воительница, уставшая, выплаканная и с очаровательной улыбкой на лице уже засыпает, устроившись в тесных объятиях его племянников. Будто никого больше нет рядом, будто они единственные на всем свете, и они её единственная соломинка на спасение. Фили и Кили сами не желают отпускать её от себя.
«Ты бы все отдал за еще одну такую ночь: быть рядом, ощущать запах её волос, прижать к себе»… — внезапно пронеслось в голове Торина, и тот предпочёл встряхнуть эти мысли. А меж тем они уже плотно осели и уютно устроились в его голове, воспламеняя потаённые воспоминания и желания. Казалось, кончики его пальцев до сих пор чувствуют нежную кожу девушки, её неестественную бледность и невероятный жар. Жар, который сейчас разливается по его телу. Он словно вернулся на несколько месяцев назад, на берег Буйной, где в горячительном бреду, раненая орочьей стрелой, но всё равно спасшая его храбрая малышка лежала рядом с ним почти обнаженной, а их волосы, конечности и даже дыхания переплетались в невообразимом и давно знакомом танце.
Уснул Торин в тот вечер позже всех. Уснул, не прекращая смотреть на свернувшихся в объятиях друг друга племянников и девушку.
Следующим утром Риан вновь разбудил шум. Правда в этот раз она встала одной из первых, застав за обеденным столом лишь мага и Беорна.
─ Значит вам нужно выйти к горе до конца осени? — спросил хозяин
