– Пока, подруга, – ответила Вера и неожиданно для себя улыбнулась.
Когда она уже входила в проем открытого дозорным выхода из Резервации, улыбнулась еще шире, услышав веселый совет врачихи:
– Вера, чаще улыбайся. Улыбка разгоняет грустные мысли и делает красивым даже твое новое лицо…
– Старое, скажем прямо, тоже было не очень… – не оборачиваясь, попыталась пошутить в ответ Вера.
Джессика не могла лишить себя возможности сказать последнее слово. Хихикнув, она бросила уже скрывающейся из вида Вере:
– Я знаю кое-кого, кому оно ой как нравилось!
3– Итак, Варнас, даже не пытайтесь меня дурить! Я лично видела устройство ручного привода. Это, несомненно, сложное и добротно сделанное приспособление, но оно не было сделано древними – для них это было бы жалкой пародией на те механизмы, которые делали они сами. Это было сделано в лаборатории Республики, а если точнее – в лаборатории Якубовича. Я не механик и не ученый. Но тех крупиц информации об устройстве ручного привода, которыми вы просто вынуждены были со мной поделиться, да того, что я увидела своими глазами, достаточно, чтобы понять простую истину: все, что делалось с зарядом в этой лаборатории, делалось только для того, чтобы его можно было взорвать. Вы, Варнас, немного прогадали со мной – в свое время я была довольно любознательным студентом и кое-что читала о том, как древние получали энергию. Так вот, в Муосе невозможно соорудить атомную станцию, и вы этого не могли не знать. Все, чем занималась курируемая вами лаборатория, – это реанимирование атомной бомбы для ее использования по прямому назначению. Так вот, я хочу знать, Варнас: зачем вы это делали?
Вера нависла над Варнасом, который, обхватив руками голову, согнулся, сидя на мягком кресле в своем небольшом, но уютном кабинете. В этом бункере размещались Ученый совет и несколько самых важных лабораторий. Вера имела право доступа в любое помещение Республики, поэтому и сюда она попала беспрепятственно. Сначала Варнас даже был рад или показал вид, что рад приходу Веры. Он один из немногих в Республике знал о той угрозе, которая нависла над Муосом. При этом его судьба могла сложиться трагично еще до взрыва, если бы миссия Веры провалилась, – он был бы однозначно обвинен в найме ненадлежащих кадров. Но раз бомба уничтожена, значит, и его устранять нет никакой необходимости. На радостях он сначала даже подумал, что следователь явилась персонально ему сообщить эту отличную новость, о которой его чуть раньше уведомил Инспекторат. Но та, которую он лично инструктировал о конструкции ручного привода бомбы (заверив, что этот механизм существовал уже в момент ее обнаружения), не стала хвастать победами, а сразу же приступила к жесткому допросу.
– Я ничего не знаю… нет-нет… мы хотели получить энергию… – жалко лепетал профессор.
– Профессор, вы же умный человек, задумайтесь, – почти ласково проговорила Вера в самое ухо ученого. – Вы уже лжете следователю. А потом я попрошу показать мне документы, связанные с разработками в лаборатории Якубовича, из которых будет видно, что вы создавали бомбу. Если же вы скажете, что они потерялись или уничтожены, я возьму вас под руку, и мы поищем их вместе – и окажется, что вы не только лгали следователю, но и пытались утаить вещественные доказательства. И это вкупе с увиденным и услышанным мною у тех, кто похитил атомный заряд, дает мне право, Варнас, признать вас заговорщиком. Вы вопреки воле Ученого совета и Инспектората, поручившего вам получить энергию из бомбы, вступили в сговор с Якубовичем и создавали устройство для уничтожения Муоса или, по крайней мере, для шантажа Республики. Это – государственная измена, наказание – умерщвление на месте без права выбора способа казни.
Варнас тяжело дышал, испарина покрыла его лоб, на Веру он не смотрел, все так же раскачиваясь в кресле. Потом он отчаянно выдохнул:
– И так казнь, и так смерть… Не уверен, следователь, что тебе понравится то, что я скажу… Ну, раз ты решила лезть в бутылку – валяй. Да, мы изначально делали привод для бомбы, хотя в Ученом совете считали, что мы стараемся получить из бомбы энергию. Делать привод к бомбе я поначалу отказывался, я говорил, что любой взведенный арбалет рано или поздно выстрелит! Тем более – атомная бомба внутри Муоса. Но меня не слушали. Мне было дано задание под угрозой потери членства в Ученом совете, и я должен был его выполнить. Кто ж знал, что так получится…
– Дальше, Варнас, кто вам дал задание?
– Главный администратор через своего Советника.
– Главный администратор? Советник? Но зачем это им? Взорвать Муос меньше всего должно хотеться главным людям в Муосе!
– Главный администратор не хочет взрывать Муос, он хочет забросить бомбу в Московское метро…
– В Московское метро? Вы в своем уме, Варнас?
– Я вам сказал, что знал, а проверять и уточнять – это ваша работа.
4Кабинет начальника следотдела не знал такой психологической напряженности, которая царила здесь последние десять минут. Никто не кричал, не повышал голоса, лишь монотонные голоса, лаконичные фразы и дословные цитаты из Закона:
– Начсот, в соответствии с параграфом триста тридцать восемь вы обязаны предоставить по требованию следователя рапорт другого следователя о результатах проведенного им расследования.
– Шестой следователь, примечание к параграфу триста тридцать восемь гласит, что следователь должен сообщить, для установления каких обстоятельств ему необходим рапорт другого следователя.
– Начсот, я повторяю, что рапорт Первого следователя, абсолютный номер двадцать один, по обвинению поселения Кальваристы мне необходим для проверки информации о преступных действиях иных лиц, которые не были осуждены следователем. Данная информация поступила в рамках расследования хищения атомного заряда из