Метро 2035: Муос. Падение

не переставала удивляться. Теперь он был каторжанином! Двадцать два месяца – таков по статистике средний срок жизни каторжан. Он прожил на каторге месяц, остался среднестатистический двадцать один месяц жизни. Впрочем, это громко сказано – «жизни». Скоро от повышенного уровня радиации, изнурительных работ, плохого питания, постоянного пребывания в холоде, сырости и скученности, являющихся оптимальной средой для болезнетворных бактерий и вирусов, у него начнутся проблемы со здоровьем: лучевая болезнь, туберкулез, рак, обморожения, грипп… Уже через несколько месяцев этот замечательный человек начнет медленно и мучительно умирать и рано или поздно окажется в камере для неработающих. Он уже сейчас недоедает, наверняка терпит побои от надсмотрщиков и сокамерников, ежеминутно балансируя на грани жизни и смерти. Но при этом пытается с научной точки зрения оправдывать свое осуждение; жалеет о том, что не смог дописать свою книжку, которая только теоретически может понадобиться эфемерным будущим поколениям; рассказывает об общественной и личной пользе физического труда; с увлечением вспоминает околонаучные диспуты с таким же несчастным, как он сам. Этот человек выбивается из жестокой системы под гордым названием «Республика», он не должен быть здесь! Пока он говорил, Вера одним потоком сознания жадно впитывала каждое его слово, чтобы потом можно было проигрывать его речи снова и снова. Второй поток укладывал на одну чашу жизненных весов те ценности, которыми она жила до сих пор: «Сила и Закон», «Республика», «Конституция»; а на вторую чашу бросал невесомые с виду наивность и мудрость этого человека, проповедовавшего совершенно другие истины, растущие из одного корня с той правдой, которая была смыслом жизни для ее родителей, воспитавших Веру диггеров, Паука… И весы интуиции сильно-сильно качались в сторону второй чаши. И сердце обычного человека, простое человеческое сердце, уже не могло вмещаться в те оковы, в которые заковала его Верина жизнь.

Вера чувствовала, что вот-вот она сотворит что-то неадекватное, что-то отнюдь не соответствующее ее теперешнему статусу. Поэтому она прервала рассказ Вячеслава о прелестях его жизни на каторге и собиралась подойти к двери, чтобы кликнуть надсмотрщика. Но, проходя мимо, по неуклюжести своей или Вячеслава, она случайно с ним столкнулась. А потом руки так же случайно обхватили его шею, щека прижалась к его щеке, а губы сами по себе зашептали:

– Я вернусь за тобой! Я вытащу тебя отсюда, чего бы мне это ни стоило – я вытащу тебя! Ты только дождись!

Он робко взял ее за плечи, и на время замер, и даже перестал дышать, боясь вынырнуть из этой яркой реальности, куда в очередной раз его с головой утащила эта посланная ему судьбой или Богом необыкновенная девушка.

6

Вера решительно открыла дверь и позвала надсмотрщика, который тут же появился у входа в комнату, как будто никуда отсюда не уходил. Схватив Вячеслава за шиворот, он потащил его в камеру. Грубость мутанта Вера восприняла как добрый знак: мутант не подслушивал их разговор, иначе бы он не вел себя так дерзко по отношению к узнику в присутствии следователя, с которым заключенный только что так мило общался.

Пары минут, пока надсмотрщик уводил и закрывал Вячеслава в камере, а потом провожал Веру к выходу с каторги, ей хватило, чтобы наспех проанализировать полученную информацию. У нее появились подозрения, еще не сформировавшиеся в какую-то определенную теорию. И до тех пор, пока она с ними не разберется, ей необходимо действовать осторожно. Приостановившись в коридорчике, ведущем к выходу, она не терпящим возражений тоном сказала:

– Пять самых сильных надсмотрщиков с оружием сюда!

Старший надсмотрщик уставился на Веру, не поняв ее требования. Когда она, повысив голос, повторила приказ, мутант быстро согнал в коридорчик пятерых надсмотрщиков. Вера кисло посмотрела на эти свирепые, перекошенные мутациями лица, на корявые руки, неумело держащие арбалеты и мечи.

– У меня есть информация о том, что на каторгу готовится нападение с целью захвата допрошенного мной человека, который является важным свидетелем по уголовному делу. Вполне возможно, враги уже находятся там, за дверью. Кто бы там ни был – уничтожьте всех.

Вера отошла к стенке, пропуская вперед эту бедовую пятерку, но при этом извлекла из заплечных ножен мечи, давая понять, что она идет устранять опасность вместе с ними. Увидев это, старший надсмотрщик, решительно клацнув челюстью, схватил увесистую дубину, утыканную гвоздями, и уже вознамерился выходить со всеми, но Вера его остановила:

– Оставайтесь, вы нужны здесь. Сделайте все возможное, чтобы с тем узником ничего не случилось: он должен быть жив и здоров до следующего моего допроса.

Убедившись, что старший надсмотрщик ее понял, Вера направилась на выход. Из-за поворота довольно узкого хода отсвечивали факелы ушедших вперед надсмотрщиков. Она быстро и беззвучно проследовала туда же и уже слышала разговор:

– Да, следователь. Другая следователь сейчас подойдет, – объяснялся перед кем-то один из надсмотрщиков. – А вы никого не встречали по пути сюда? Нас та, другая следователь предупреждала о нападении на каторгу.

«Ну и придурки!» – с досадой подумала Вера, а вслух крикнула:

– Это враги! Уничтожьте их!

Надсмотрщик, который вел переговоры, растерялся: команда поступила от подбегавшей сзади следователя, но и перед ним стоял мужчина в униформе следователя в сопровождении двух убров. Пока мутант решал мучительную дилемму, следователь-мужчина быстрым движением выхватил из ножен меч, и через мгновение у надсмотрщика вываливались внутренности из рассеченного живота. Другие мутанты думали чуть быстрее: кто-то успел, не прицеливаясь, выстрелить из арбалета, кто-то сделал несколько неумелых взмахов своим оружием. Нападавшие не были готовы к такому повороту событий: арбалетная стрела прошила насквозь шею одного, а мощный удар утыканной шипами палицей раздробил плечо второму убру. Вера в этом тесном коридоре ничем не могла помочь надсмотрщикам, рискуя быть покалеченной их же неуклюжими замахами, поэтому вскоре все пятеро лежали на полу рядом с убитым убром. Выпавшие факелы продолжали гореть на полу, слабо освещая коридор. Раненый убр переложил меч в левую руку, мужчина в такой же, как у Веры, униформе похабно улыбался:

– Подпортили тебе морду, пигалица, но выбирать-то нашему брату особо не приходится. Что, не ожидала меня увидеть снова?

– Отчего ж не ожидала? Я так и думала, что только таких уродов, как ты и твой дружок Булыга, могли направить на встречу со мной.

– Хамишь, сучка. Ты хоть себе представляешь, что тебя ожидает? Ты ведь молить будешь о том, чтоб мы тебя прикончили, а этого делать мы долго не будем. Ручки я тебе, конечно, обрублю, чтоб к железячкам этим своим не тянулась, а потом ты будешь моё! Можешь, правда, сама, по доброй воле – тогда смерть будет быстрой и легкой, как это там у вас, у следователей… с правом выбора способа казни. А решишь рыпаться –