Уже три часа идет суд: ее коллеги предъявили веские доказательства, изложив показания свидетелей – Танюши, Жанны, Варнаса, старшего надсмотрщика и делопроизводителя с каторги, жителей Верхней Степянки; сообщили о найденных вещественных доказательствах, таких как запись в журнале посещений каторги… Начсот заканчивал излагать обвинение:
– …в соответствии с Законом Республики подлежит смерти без права выбора способа казни. Учитывая особые заслуги Шестого следователя перед Республикой, а также наличие хронической болезни в виде неизвестных медицинской практике паралитических приступов, в порядке исключения наказание смягчается, и может быть предоставлено право выбора способа приведения приговора в исполнение, в том числе посредством использования права на самоумерщвление. Следователи, ваш вердикт. Первый следователь?
– Виновна.
– Третий следователь?
– Виновна.
– Четвертый следователь?
– Виновна…
Она смотрела на вылитые из цемента лица своих коллег. В них не было никаких эмоций: ни сожаления, ни интереса к происходящему, ни даже презрения к следователю, впервые в истории следотдела оступившемуся. Только безучастное осознание правильности происходящего, только сосредоточенность на верности юридических формулировок и точности проводимой процедуры.
– …Десятый следователь?
Даже подобранный Верой юноша, который прошел посвящение всего месяц назад и успел сдать только один рапорт по результатам расследования, абсолютно спокойно и не мешкая ответил:
– Виновна.
Вот и все – полный консенсус. Начсот равнодушно произнес:
– Приговор подлежит исполнению немедленно. Шестой следователь, вы вправе воспользоваться правом самоумерщвления или же выбрать способ казни.
Теперь нужно было попросить о встрече с Жанной, но иррациональная формулировка «А что говорит твое сердце?» колоколом била в голове, и Вера вместо этого сообщила:
– Начсот, я хочу воспользоваться правом на самоумерщвление – дайте мне один из моих секачей.
Слова сказаны, она их уже не вернет и, конечно же, после этого не попросит о встрече с Жанной. Пока один из следователей по кивку начсота шел в инвентарную камеру за Вериным секачом, время изменилось – последние секунды ее жизни стали какими-то другими, более емкими и важными. Нет, ей не было страшно умирать, но почему-то мысли скакнули к нему – к тому, который сейчас мучился на каторге «Динамо», которому она всего пару дней назад обещала вернуться и спасти. И мысленно она обратилась к этому – в рясе с капюшоном, задавая ему немой вопрос о происходящем, чтобы он разъяснил, неужели такой исход имеет какой-то смысл.
Следователь передал секач начсоту. Начсот долго игнорировал протянутую Верой руку, не передавая ей оружие. Она понимала, что означает эта мучительная пауза, но не нарушила ее. Но вот в ее руке появился секач – оружие ее юности, которое всегда добавляло ей уверенности и решительности. Она еще раз посмотрела на безучастные лица следователей и решила, что самым правильным будет не отвлекать их от их важных дел. Она занесла секач, чтобы с силой резануть себя по яремной вене…
– Требую доследования!
Шесть следователей одновременно повернули головы к входу в комнату; начсот, увидев в дверном проеме Второго следователя, с едва заметным раздражением спросил:
– Что это значит?
– Начсот, я требую доследования, – твердым спокойным тоном повторил Верин наставник, и Вера опустила секач, почему-то ощутив уверенность в том, что сегодня она не умрет.
– Второй следователь, вы не входите в состав следственной группы по внутреннему расследованию преступлений Шестого следователя.
– Начсот, вами нарушена процедура сбора следственной группы – именно поэтому я не вошел в ее состав.
– Второй следователь, вы были на задании – это основание для того, чтобы не привлекать вас к внутреннему расследованию.
– Восьмой следователь, три дня назад мы встретились с вами у кабинета начсота. С какой целью вы туда заходили?
– Второй следователь, начсот отменил ранее данное мне задание, поручив приступить к внутреннему расследованию.
– Начсот, вы подключили к внутреннему расследованию Восьмого следователя, отменив ему задание, на которое направили меня. Почему вы так поступили?
– Второй следователь, я посчитал, что это сложное задание, которым должны заняться вы как более опытный.
– Начсот, вы посчитали установление лица, подделавшего две сотни муоней, более важным заданием, чем расследование преступлений следователя? Даже если так, раскрытие фальшивомонетничества не является неотложным заданием, и вы должны были его отложить до окончания внутреннего расследования. Назовите истинную цель нарушения вами процедуры.
– Второй следователь, я посчитал вас пристрастным по отношению к Шестому следователю, так как вы подобрали ее кандидатуру и поэтому могли негативно повлиять на процесс расследования.
– Начсот, обвинение в пристрастности следователя является голословным, вы готовы назвать какие-либо факты? Если нет, я вновь обвиняю вас в нарушении процедуры. И обращаю ваше внимание, что вы не отстранили от расследования Десятого следователя, которого подобрала Шестой следователь и у которого было больше причин быть пристрастным. Итак, процедура внутреннего расследования нарушена, я требую доследования!..
– Второй следователь, зачем вы это сделали? – обратилась по форме Вера, когда они остались одни в комнате следователей. – Все следователи проголосовали за доследование, вас включили в следственную группу, но что это изменит? Я совершила преступления, поэтому должна быть и буду казнена.
– Шестой следователь, я лично подобрал вашу кандидатуру, знал вас до того времени, когда вы стали следователем, и знаю о том, каким вы стали следователем. Я могу только догадываться, какие причины побудили вас совершить действия, квалифицируемые как преступление, но я уверен, что это очень серьезные причины. Поэтому я надеюсь в ходе доследования доказать наличие оснований для применения сто сорок второго параграфа.
– Сто сорок второй параграф? Крайняя необходимость? Вы собираетесь серию преступных действий следователя подвести под крайнюю необходимость? Каким образом?
– Шестой следователь, вы мне просто опишите направление проводимого вами несанкционированного расследования и сообщите предварительные результаты, и я в ходе доследования по делу по обвинению Шестого следователя готов его продолжить.
3Вера не могла рационально объяснить свои действия. С точки зрения следователя, ее решение непременно найти диггеров являлось бессмыслицей. Но Идущий-по-Муосу сказал бы, что она делает то, что подсказывает ее сердце. Следователи единогласно сняли с Веры наложенный начсотом запрет покидать следственный отсек и даже вернули оружие. Вера должна была только вернуться в следотдел через три дня. При этом ей запретили проводить какие-либо действия, которые могли быть истолкованы как осуществление расследования.
Решение родилось спонтанно – Вере вместе с оружием вернули ее следовательский рюкзак. По привычке она решила его перебрать, чтобы убедиться в том, что в нем присутствует полный комплект рабочего реквизита. Разложив все на кровати, она беглым взглядом убедилась в присутствии всего инструментария: лупа, зеркало на трости для осмотра труднодоступных мест, маленький, но мощный фонарик, дактопорошки и кисточки, жидкости для выявления биологических следов с тампонами и ватными палочками и десятки других специальных предметов, о назначении которых знали только следователи. Но были здесь вещи и далекие от ее профессиональной деятельности.
Маленький раскладной ножик – первое в ее жизни оружие, подаренное Вере ее будущим командиром и ее же будущим
