Но в усмешке Флэша не было былого высокомерия. Он в самом деле казался немного обиженным, и Питер опустил руки.
– Окей, может, я и вспылил понапрасну. Но кому понравится, когда другой распускает хвост перед его девушкой?
Флэш подался назад.
– Слышь, приятель, всякий нормальный парень, который не станет распускать перед ней хвост, считай, готовый клиент для похоронного бюро. Но не буду вам мешать. Пойду. Спасибо за теплый прием.
Как только его ладная фигура в новенькой униформе скрылась за струями дождя, пристыженный Питер повернулся к Гвен.
– Извини. Я… Перенервничал, узнав, что случилось с твоим отцом. Мне очень жаль…
Злость на него вновь накрыла Гвен с головой:
– И правильно. Странно видеть такую враждебность к мужчине, побывавшему в боях, в мальчишке, который всегда исчезает, почуяв беду!
Повернувшись к нему спиной, она тоже направилась к выходу. Дверь «Кофейного Зерна» затворилась за ней. Бронзовый колокольчик над дверью коротко звякнул.
Питер устало опустился на стул.
«Понятно. Я – мальчишка, он – мужчина. Я – трус, он – храбрец. Честно говоря, я вышел из себя не только из-за того, что случилось с ней вчера вечером. Я приревновал Гвен к Флэшу, опасаясь потерять ее. И глупые выходки вроде этой наверняка отпугнут ее».
* * *ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, сквозь подвальные окошки полицейского участка в камеру проникало хоть немного дневного света. Лампочек на потолке было не так уж много, и вдобавок с момента побега мистера Фиска Уэсли пришлось сидеть в тени целой дюжины надзирателей.
Согласно законам, ему должны были предъявить обвинение в течение двадцати четырех часов с момента ареста. Если за это время у следователей так и не дойдут до него руки, это может послужить основанием для его освобождения. Но за полчаса до истечения суток дверь камеры распахнулась, и Уэсли упал духом.
Однако вместо судьи его отвели к окошку, за которым сидела особо суровая женщина в полицейском мундире. Вернув ему его вещи, она попросила расписаться в получении.
– Меня выпускают? Что это – какой-то трюк? Вы планируете установить за мной слежку?
Женщина за окошком подняла на него глаза. Взгляд ее оказался неимоверно усталым.
– Откуда мне знать? У меня нет допуска в кабинет, где планируют трюки. Я слышала, он спрятан в канализации – ну, там же, где люди-кроты.
Уэсли поморщился.
– Не понимаю вашего сарказма.
– И плевать. Выход сзади. Или вы предпочитаете вернуться в камеру?
Уэсли выпрямился, схватил пухлый конверт, в который как попало были сложены его ремень, бумажник и прочие личные мелочи, и вышел. Руки его были заняты, и у выхода из участка он остановился, ожидая, что дежурный полицейский откроет перед ним дверь, но тот лишь оскорбительно захохотал. Неловко зажав конверт под мышкой, Уэсли сам распахнул тяжелую дубовую дверь и вышел под проливной дождь.
У обочины стоял лимузин. При виде Уэсли шофер в парадном мундире подбежал к нему и раскрыл над ним зонтик.
– Позвольте принять ваши вещи?
Заподозрив подвох, Уэсли отказался и от помощи и от зонтика. Хотя за несколько секунд, потребовавшихся, чтобы дойти до лимузина, он успел промокнуть насквозь, садиться он не спешил. Вместо этого он наклонился и заглянул внутрь.
– Цезарь Цицерон? Что это значит?
– Почему бы тебе не укрыться от дождя? Поговорим со всеми удобствами.
Уэсли не двинулся с места, и Цицерон с досадой закатил глаза.
– Помнишь, как в кино всегда говорят? Ну, это: «если бы я хотел убить тебя, ты был бы уже мертв»? Эй, да ты и сам, наверное, не раз так говорил, а? Садись.
Как только дверь закрылась, шум дождя исчез – остался только стук капель, падавших с одежды Уэсли на роскошное кожаное сиденье.
Цицерон взглянул в окно.
– Забавно, как быстро все меняется… Друг оставляет тебя гнить в тюрьме, а через минуту является враг, чтобы вытащить тебя на волю.
Уэсли с трудом удерживался, чтобы не ежиться от холода, но промокшая одежда при каждом движении противно скрипела о кожу сиденья.
– Если ты думаешь, что я хоть что-то расскажу о мистере Фиске, ты жестоко ошибся.
Почти не обращая внимания на его слова, Цицерон полировал ногти о меховой воротник пальто.
– Да, да. Понятно. Ты не оставишь своих до самой смерти. Трогательная песня. Честь тебе и хвала. Расслабься. Настали дни, когда я сам могу кое-что рассказать тебе о Фиске. Но речь не о нем и не о его провале. Речь об одном древнем камне, который кто-то стянул из Выставочного зала.
От изумления глаза Уэсли распахнулись во всю ширь.
– О той самой скрижали?
Цицерон улыбнулся.
– Знаешь, паршивый из тебя игрок в покер. Надо бы когда-нибудь с тобой сыграть. В любом случае – да. Теперь она в наших руках.
Усталый, сбитый с толку, Уэсли поник головой.
– Для вас она бесполезна. Вы не имеете ни малейшего представления, что на ней написано.
– Бесполезна, бесценна – я всякое слышал. Суть в том, что ты тоже не знаешь, что там написано. В этом-то и загвоздка с настоящими тайнами: разгадки не знает никто.
Цицерон стукнул в перегородку. Лимузин тронулся с места и влился в поток автомобилей так мягко, что Уэсли почти не почувствовал этого.
– Зато я знаю другое: одна только мысль о разгадке этой тайны вгоняет такого умника, как ты, в дрожь. Откуда мне знать? У нас есть доступ ко всем серверам Кингпина. Ко всем документам и ко всей почте, неважно, насколько секретной. И к твоей тоже.
С этими словами Цицерон бросил на колени Уэсли распечатку. Уэсли начал читать, не обращая внимания на капли, падавшие на бумагу с его мокрых волос. Цицерон молча ждал, теребя безвкусный аляповатый перстень с рубином, украшавший его кургузый указательный палец. Закончив чтение, Уэсли замер с отвисшей челюстью.
– Картина ясна?
Уэсли кивнул. Цицерон улыбнулся и игриво толкнул его в плечо.
– Вот и хорошо. Признание – царица доказательств. Лично я думаю, все это – пустая трата времени, но не мне тебе объяснять, что такое уважение к причудам босса, верно? Мадонна миа, сказал бы я, что я думаю об этом ископаемом! – внезапно его круглая, как блин, физиономия сделалась предельно серьезной. – Но не стану. Ни за что. Я не только верен боссу, я – из команды победителей. В отличие от тебя. Я мог бы доказать дюжиной разных способов, что тебе больше нечего и некого предавать. Кингпину конец. Однако у тебя все еще есть шанс перевести надпись на этом камне.
Поравнявшись со странно зловещим неоготическим небоскребом, водитель резко свернул вправо. Прежде, чем лимузин скрылся в частном гараже, Уэсли успел узнать Гэлби-билдинг. Автомобиль мягко затормозил у лифта.
– А если откажусь?
– Тогда умрешь – как и все мы в свое время, конечно. Но ты, в отличие от прочих,
