– Я расскажу тебе обо всем. А потом можешь убить меня, если пожелаешь.
Кингпин толкнул Махинатора к стеклянной стене и придвинулся ближе, чтобы тот не сумел сбежать.
– Говори, да поживее!
Тяжело дыша, неизвестный еще ниже опустил голову.
– Возможно, некоторые сыновья опасаются, что им придется всю жизнь жить в тени влиятельных отцов, но я просто хотел быть как можно больше похожим на отца – пока не узнал, насколько кровава его тень. От отвращения и стыда я решил броситься вниз с самой высокой скалы, какую сумею найти. Однако попытка самоубийства закончилась ничем. Я даже уцелел под той самой лавиной.
Встряхнув Махинатора, Фиск ударил его спиной о стеклянную стену.
– Под лавиной? По-твоему, я дурак? Ты узнал о Ричарде из украденных у меня файлов!
– Нет. Будь ты всего лишь дураком, я бы не желал себе смерти. Так уж вышло: ужиться с самим собой я смог, только превратив свой стыд в неистовую ярость, подобие твоей собственной. И потому посвятил свою жизнь одной-единственной цели – уничтожить то, что раньше создавало мне комфорт. То есть твою проклятую кровавую тень. При твоей самоуверенности это оказалось несложно. Удивляет только одно – с каким трудом узнала меня родная мать, и как тебе трудно узнать собственного сына.
– Ложь! – Фиск снова хлестнул его по щеке. – Ты – просто один из прислужников Маггии, недостойный даже произнести имя моего сына!
Махинатор упал. Но прежде, чем Фиск успел ударить его еще раз, Ванесса бросилась к нему, опустилась на колени и погладила разодранную щеку врага – точно так же, как совсем недавно гладила щеку мужа.
Бросив на Уилсона Фиска предостерегающий взгляд, она откинула капюшон. На искаженном гримасой бессильной злости лице Махинатора набухли кровоподтеки, в рыжих волосах запутались песчинки, но не узнать Ричарда Фиска при свете дня было невозможно.
– Это он, Уилсон, – сказала Ванесса. – Он пришел ко мне несколько дней назад. Я имела возможность убедиться. Пожалуй, мы оба виноваты друг перед другом в одном и том же. Ты не мог заставить себя сообщить мне, что он мертв, а я не могла заставить себя сообщить тебе, что он жив.
Не отрывая глаз от сына, Фиск рухнул в уличное кресло.
– Ты ненавидишь меня…
Ричард утер кровь с разбитой губы.
– Нет. Я люблю тебя, хоть и желаю всеми фибрами души, чтоб ты не был моим отцом.
– Ты ненавидишь меня, – повторил Фиск.
Он погрузился в молчание. Жуткое ощущение из ночных кошмаров захлестнуло его с головой. Тело вновь будто оказалось где-то далеко-далеко – но уже не во сне, а наяву.
Послышались голоса – голоса жены и сына:
– Он умер?
– Не двигается!
Их голоса звучали тревожно, испуганно. На какой-то миг Уилсону Фиску захотелось сделать с этим хоть что-нибудь. Но в следующий миг он обнаружил, что больше не чувствует необходимости оберегать их.
Он больше не чувствовал ничего.
– Ричард, вызывай врача!
Голоса тех, кого он любил, затихли. Вскоре затих даже неумолчный рокот прибоя.
* * *СКВОЗЬ грязное стекло в спальню Питера Паркера заглядывало утреннее солнце. Листать «Бьюгл», лежа в постели, а не повиснув на мачте антенны, было непривычно. Но, честно говоря, приятно. И, хотя тот уголок его сердца, что занимала Гвен, не прекращал болеть, все прочие боли после хорошего отдыха исчезли, как по волшебству.
«Неужели совсем недавно „плохие парни“ всего-навсего отправлялись в тюрьму? Теперь же Кингпин – в какой-то жуткой коме, а Сильвермэйн… даже вспоминать об этом не хочу. Конечно, рано или поздно появится какой-нибудь новый противник. Однако пока что Коннорс с семьей благополучно вернулся домой, крупнейшие в городе преступные организации потерпели крах, скрижаль – в каком-то суперсекретном полицейском хранилище, и борец с преступностью вроде меня вполне может снять костюм, задрать ноги и немного отдохнуть от тяжких трудов».
Но тут до спальни Питера донесся крепкий стук в наружную дверь.
«Или нет».
Он поднял голову и прислушался.
– Да, он у себя, – ответил Гарри. – Пит!
– Меня нет! – откликнулся Питер, не желая прерывать редкие минуты покоя. – Кто бы там ни был, я занят!
– Не настолько, чтобы не выслушать, что я тебе скажу.
Узнав этот голос, но от души надеясь, что ошибся, Питер отшвырнул газету, спрыгнул с кровати и добрался до гостиной как раз в тот момент, когда туда вошел Флэш Томпсон.
Разом нахлынувшее раздражение смутило самого Питера, но поделать с этим он не мог ничего.
– Тебе хватило совести показаться здесь?
– Вольно, Младший. Я просто хочу поговорить.
Томпсон даже головной убор держал в руках – наверняка в армии ему вдолбили, что таковы приличия. Жаль, держаться подальше от чужих девушек не научили.
Питер шагнул к нему.
– Поговорить? Говорить ты будешь только с моим кулаком!
«Вот на этот раз я его ударю. Не так сильно, чтобы отправить в больницу – просто чтобы запомнил».
– Пит, ладно тебе! – вмешался Гарри. – Остынь!
– Да пускай. Хоть в этот раз дохляк Паркер покажет характер.
Но Гарри снова попытался заслонить Флэша от Питера:
– Понимаешь, он просто хочет объяснить, что…
Но Питера уже было не остановить.
– Ну нет. На этот раз он словами не отделается.
С этими словами Питер отвел правую руку назад, а левой толкнул Флэша к стене и придержал, не давая увернуться. Остановился он лишь затем, чтобы объяснить причину:
– Я видел тебя с Гвен в тот вечер, когда она сказала, что занята и не может встретиться со мной. А насчет «показать характер» – сейчас покажу.
Флэш поднял руки:
– Послушай, книжный червь, хочешь подраться – пожалуйста, но дай сначала сказать. Я обещал одной блондинке сделать все, чтобы ты меня выслушал. Окей?
Судя по всему, Флэш не боялся драки, но и обычного нахальства в нем не чувствовалось. Не торопясь отпускать его, Питер сощурился:
– Ну, и что ты собрался говорить? Будешь просить меня отвалить в сторону?
Томпсон едва не рассмеялся.
– Нет! Ну и ну, ты же самый умный из всех, кого я знаю. Как ты можешь быть таким тупым? Она решила поговорить со мной только потому, что беспокоилась из-за тебя.
– Что?
– Ну да, – кивнул Флэш. – Меня это, конечно, в восторг не привело, но она думала, что я могу что-то знать о твоей нелюдимости и манере то и дело исчезать.
– Что?! – скривился Питер. – Она хотела поговорить с тобой обо мне?!
– Выходит, так.
Все еще сомневаясь, Питер слегка ослабил хватку.
– Почему не с кем-нибудь из моих друзей – хоть с Гарри или Эм-Джей? Или, раз уж на то пошло, вообще с кем-то посторонним?
– Вот и я спросил о том же. И Гвендолин сказала, что вся прочая банда знает тебя всего два года. А я с тобой еще в школе учился. Вот она и подумала, что я могу знать о тебе больше. Например – что раньше ты был не таким, а потом изменился. А что я мог сказать? Честно подтвердил, что ты
